«Не переставай смотреть на меня».

«Не переставай двигаться во мне».

«Не переставай меня любить».

Он услышал все, что она не сказала вслух, и пообещал:

— Никогда.

Она же отдавалась незнакомому восторгу.

И ему.

Лишь когда она достигла пика восторга, Темпл позволил себе взять ее по-настоящему. Он с силой вошел в нее раз, другой, третий… И, содрогнувшись, выкрикнул ее имя, крепко прижимая ее к себе. А потом они долго лежали не разъединяясь, лежали без движения, пока их сердца не стали биться спокойнее.

Наконец Мара пошевелилась. В комнате стало холодно, и она задрожала в объятиях Темпла. Он накрыл ее плотным одеялом и, не выпуская из объятий, уткнулся носом ей в шею и прошептал:

— Я не могу тобой насытиться. Этим чудесным ароматом. Мне придется скупить все лимоны в Лондоне, чтобы больше ни от кого не пахло так же, как от тебя. Но дело не только в лимонах. Есть кое-что еще. Ты сама, Мара.

Эти слова согрели ее.

— Ты заметил, как от меня пахнет?

Темпл улыбнулся:

— Такое невозможно не заметить.

Какое-то время они лежали молча, и он поглаживал ее здоровой рукой по спине, словно благословлял, а она гадала: о чем он думает? Когда же наконец решилась спросить, Темпл сам нарушил тишину:

— А что, если я больше не смогу драться?

Его рука! Мара повернула голову и поцеловала широкую грудь любимого.

— Сможешь.

Однако он не успокоился.

— Что, если чувствительность так и не вернется? Кто я тогда? Кем буду? Ведь я перестану считаться непобедимым, если уйду с ринга. Перестану быть герцогом-убийцей. Чего же я тогда буду стоить?

Сердце Мары заныло. Он станет всем тем, о чем она всегда мечтала. Тем, чего всегда хотела.

Она приподняла голову.

— Разве ты не понимаешь?

— Чего именно?

— Ты гораздо больше, чем… все это.

Он поцеловал ее, и Маре отчаянно захотелось, чтобы он ей поверил. Она вложила в ответный поцелуй всю свою любовь и веру; когда же поцелуй закончился, прошептала:

— Темпл, ты воплощение всего самого лучшего на свете.

— Уильям, — поправил он.

— Да, Уильям, — шепнула она ему в грудь. — Конечно, Уильям.

Уильям Хэрроу, герцог Ламонт. Мужчина, которого она погубила. Кого она могла возродить, вернуть к той жизни, которую он так любил, — к женщинам, балам, аристократам. Вернуть к жизни, которой у него не будет, если он совершит глупейший и благороднейший поступок — женится на ней.

И если так, то ей придется принести в жертву себя. Придется отказаться от всего. Вернее — отказаться от того единственного, чего она хотела в жизни.

От него.

Она, Мара, не его мечта. И не его цель. Она не может стать его женой.

— Уильям, мы не можем пожениться.

Он поцеловал ее в висок.

— Давай сегодня заснем вместе, а завтра я сумею доказать тебе, что это самая лучшая из всех моих идей.

Нельзя! Она должна уйти от него сейчас, пока у нее еще есть на это силы.

— Уильям, я не могу…

Он прервал ее долгим пылким поцелуем, исполненным чего-то большего, чем просто страсть. Она не хотела понимать, что это, иначе вряд ли сумела бы сделать то, что должна.

— Останься.

При этом слове сердце ее едва не разорвалось. В этом «останься» прозвучало и желание, и обещание, и уверенность в том, что если она останется, то он сделает все, чтобы ее защитить. Но Мара понимала: если она останется, у него уже никогда не будет той жизни, которую он заслуживал. Жизни без скандалов и бесчестья. Жизни без воспоминаний о прошлом.

Он слишком хорош. И слишком прав.

А она во всем не права. И не подходит ему. Только уничтожает все то, чего он желает. Она должна его покинуть. Должна уйти до того, как искушение заставит ее остаться.

И Мара произнесла еще одну, последнюю ложь, самую ужасную из всех ее обманов:

— Ладно, хорошо.

Темпл вскоре уснул. Когда же его дыхание сделалось глубоким и ровным, Мара сказала ему правду:

— Я люблю тебя.

Он впервые за двенадцать лет проснулся спокойный и сразу потянулся к Маре, стремясь побыстрее обнять ее и заняться с ней любовью, стремясь доказать ей, что они должны пожениться и что он сделает ее счастливой. Будет любить.

А он будет ее любить, каким бы странным и нереальным ни казалось ему это слово. Да, он никогда не предполагал, что для любви найдется место в его жизни, — но он будет ее любить! И начнет прямо сегодня.

Но в постели ее не оказалось. Рука его наткнулась на простыни, которые были слишком уж холодные…

Черт побери! Она сбежала!

Темпл вылетел из кровати. Натягивая штаны, он старался не вспоминать о том, как Мара снимала их с него ночью; не следовало затуманивать ясность мысли всем тем, что она заставила его испытывать.

За несколько секунд он оделся, затем выбежал из дома, добежал до конюшни, где оседлал коня, и уже через полчаса он оказался у дома номер 9 по Керситор-стрит. Перепрыгивая через ступеньки, герцог взлетел вверх и ворвался в дом быстрее, чем другой успел бы постучать. Хорошо, что дверь была не заперта, иначе он бы ее просто выбил.

Лидия как раз вышла в прихожую, когда он ворвался в дом. Девушка замерла, увидев герцога. А Темпл не стал мешкать — не время для любезностей.

— Где она? — выпалил он.

Очевидно, Лидия кое-чему научилась у своей старшей подруги.

— Прошу прощения, ваша светлость… Кто именно?

Темпл прожил на свете более тридцати лет, ни разу не удушив ни одной женщины. Он не собирался начинать прямо сейчас, но все же решил припугнуть девицу.

— Мисс Бейкер, я не в настроении играть в эти игры.

Лидия тяжело вздохнула.

— Ее здесь нет.

В глубине души он уже знал, что она скорее всего сказала правду, но не хотел в это верить. Чтобы не продолжать бессмысленный разговор, герцог на всякий случай направился прямо в кабинет и распахнул дверь, надеясь увидеть Мару, сидящую за столом… с золотисто-каштановыми волосами, стянутыми в тугой пучок.

Но ее там не оказалось.

Девственно чистый стол словно подготовили для лондонской сцены, а не для работы.

Темпл обернулся и встретил устремленный на него печальный, искренний взгляд Лидии.

— Ее комната… Проводите меня туда.

Девушка хотела отказаться — он это понял, но что-то заставило ее передумать. Она повернулась и стала подниматься вверх по лестнице. Затем пошла по длинному коридору и остановилась перед плотно закрытой дубовой дверью. Не дожидаясь разрешения, Темпл рывком распахнул дверь и вошел.