Темпл опять нахмурился.

— Не вздумайте сделать из нее посмешище.

— Если по справедливости, то она ведь разрушила вашу жизнь. Возможно, она заслуживает того, чтобы стать посмешищем. Иллюстраторы уже работают над изложением событий, случившихся вчера ночью.

Темпл перегнулся через стол; он едва сдерживал ярость.

— Не вздумайте сделать из нее посмешище, вам ясно?

Уэст посмотрел на визитера долгим взглядом и кивнул:

— Да, ясно.

Герцог еще больше помрачнел.

— Что именно вам ясно?

— Что дама вам небезразлична.

Не каждый день Темпла укладывали на обе лопатки, да еще представители прессы.

— Разумеется, она мне небезразлична. Я намерен жениться на ней.

Уэст отмахнулся.

— Никто и гроша ломаного не даст за женитьбу. Бросьте в Лондоне камень — и попадете в несчастливо женатого. Суть в том, что эта девушка вам небезразлична.

Темпл смотрел на Лаванду, спавшую у него на руках. Единственное существо на свете, не раздражавшее его сейчас.

— О Боже! Несокрушимый, непобедимый Темпл рухнул! Побежден женщиной!

Герцог посмотрел газетчику прямо в глаза.

— Если она появится здесь, пришлите за мной. Немедленно. Вам ясно?

— И что, держать ее под замком, пока вы не придете?

— Да. Если понадобится.

Она сейчас одна на улицах Лондона, без средств к существованию. И он хочет, чтобы ей ничто не угрожало. Хочет, чтобы она была рядом с ним. И он не успокоится, пока не отыщет ее.

Темпл уже повернулся к двери, но тут хозяин кабинета проговорил:

— Я согласен, но при одном условии.

Темпл нахмурился. Разумеется, этого следовало ожидать. Мог бы сразу догадаться, что Уэст непременно откусит свой кусок. Он обернулся к газетчику и вопросительно взглянул на него.

— Объясните, почему это так важно. В конце концов, ваше доброе имя она уже восстановила. Свет знает, что она жива. Вчера в бальном зале я видел многих женщин, узнавших ее. Она стала старше, но все такая же красавица. И всем запомнились эти глаза…

При упоминании о глазах Мары Темпла охватила ярость. Не желал он, чтобы люди их замечали! Не хотел, чтобы о них думали! Ее глаза вовсе не для них, а только для него. Он, Темпл, — единственный, кто вглядывался в них и видел куда больше, чем просто странность. Он всматривался в эти глаза и видел настоящую Мару.

А Уэст продолжал:

— Почему вас волнует, останется она или уйдет?

Герцог снова посмотрел в глаза газетчику.

— Однажды женщина, которую вы любите, ускользнет от вас, и тогда я задам вам тот же самый вопрос.

Он вышел из кабинета, оставив Уэста обдумывать сказанное им.

Газетчик долго сидел и ждал, когда хлопнет входная дверь. Затем подошел к окну и стал наблюдать, как герцог-убийца садится в седло, берет с места в карьер и скачет к следующему пункту своего назначения в поисках любимой женщины.

Лишь когда топот копыт затих, он негромко сказал:

— Можете выходить.

Дверь в небольшую кладовку отворилась, и в кабинет вышла Мара. Щеки ее были залиты слезами.

— Он ушел?

— Он ищет вас.

Она кивнула, уставившись себе под ноги, чувствуя невыносимую печаль. И невыразимое желание. Он любит ее. Он сам это сказал. Приехал сюда, разыскивая ее, и признался в своей любви.

— Он вас найдет.

Мара подняла голову.

— Может, и нет.

Но едва эти слова сорвались с ее губ, она вспомнила обещание Темпла: «Если ты сбежишь, я тебя отыщу».

Уэст покачал головой:

— Он найдет вас, потому что не перестанет искать.

— Может, и перестанет, — отозвалась Мара, надеясь, что так и будет. Надеясь, что он решит: не стоит она таких сложностей. Надеясь, что он найдет себе другую женщину, достойную его.

Уэст усмехнулся:

— Думаете, мужчина так просто откажется от поисков той, которую любит?

Женщины, которую любит. Жаркие слезы снова обожгли глаза. Он ее любит!

— Вот этого я понять никак не могу, — в задумчивости пробормотал Уэст. — Вы ведь его любите.

Мара кивнула:

— Да, очень.

— Так в чем же проблема?

Она не выдержала и засмеялась сквозь слезы.

— В чем проблема? Да вся эта история — одна большая проблема. Я его погубила, я уничтожила все, что было ему дорого. В сущности, украла его жизнь. Он заслуживает жену-аристократку и идеальных детишек-наследников.

Уэст подпер ладонью подбородок.

— Похоже, все это его ни капли не волнует.

Мара вздохнула.

— Но меня-то волнует! И весь Лондон — тоже! Герцог Ламонт никогда не займет своего законного места в обществе, если свяжется с женщиной, ответственной за все черные метки на его репутации.

— Репутация?.. — Уэст презрительно фыркнул. — Поверьте, дорогая, любая репутация — это ничто. Все в жизни случайно и изменчиво.

Мара решительно покачала головой:

— Нет, вы ошибаетесь!

— Думаю, вы слишком долго не имели дел с обществом, — заметил Уэст. — Вы, наверное, забыли, что герцогам, хоть имеющим жен со скандальным прошлым, хоть нет, как можно быстрее прощают все. В конце концов, только они и могут производить на свет новых герцогов. Аристократия нуждается в них, чтобы цивилизация не рухнула.

Может, он и прав. Возможно, Темпл сумеет пережить скандал, который наверняка разразится после ее появления перед всем Лондоном. Но сможет ли он забыть все то, что она с ним сделала?

Мара снова вздохнула.

— Что ж, вы получили от меня все, чего хотели, не так ли, мистер Уэст?

Дункан Уэст отлично понимал, когда разговор следовало прекратить. Он утвердительно кивнул:

— Да.

— И вы не скажете ему, что я была здесь?

— Только после того, как напечатаю вашу историю.

— А когда это случится?..

Он сверился с календарем.

— Через три дня.

Сердце Мары болезненно сжалось. Три дня на то, чтобы покинуть Лондон. Уехать быстро, тайно и далеко. Она подарит ему свободу, а потом постарается забыть его. Ради их общего блага.

Мара вышла из редакции Уэста, закутавшись в плащ и натянув капюшон на лицо. И шагнула на улицу — в холодный сырой туман, укутавший Лондон. Она мгновенно замерзла и пожалела, что у нее нет более теплых сапожек и более теплого плаща. Она мечтала о более теплом климате и тосковала о Темпле — всегда таком теплом… О, ей так хотелось к нему…