не является неотъемлемой частью человеческой души при рождении, а даруется только тем, кто достигает в течение жизни на земле адекватного развития разума. Остальные после смерти не обречены на вечные страдания, но уничтожаются телом и душой. В том, что рукоположенные священнослужители Англиканской церкви в конце XVIII века выражали опасения по поводу доктрин первородного греха и вечных страданий, не было ничего необычного. Совершенно необычным было подвергать сомнению Божественное всемогущество и поддерживать доктрину «аннигиляционизма». Интересно, что последние две главы первого издания «Опыта» были исключены из последующих пяти изданий, вышедших при жизни Мальтуса. В этих более поздних изданиях по всему тексту можно найти следы многих его оригинальных теологических позиций из первого издания, но доктрина «аннигиляционизма» и сомнения в Божественном всемогуществе полностью отсутствуют. Это означает, что читатели, знакомые только со вторым и более поздними изданиями «Опыта», не могут полного представления о теологии Мальтуса.

«Опыт» оказался столь популярен, потому что он, как казалось современникам, привёл хаос в порядок. Мор и голод неизбежно утрачивают свой ужасающий характер, если мы знаем, откуда они приходят и что они делают для мира. «Зло существует не для того, чтобы создавать отчаяние, а для того, чтобы действовать». Согласно Мальтусу, наши рассуждения должны быть направлены не от Бога к природе, а, наоборот, от природы к Богу. Чтобы понять, как действует Бог, давайте наблюдать, как работает созданная им природа. Природа – ключ к пониманию Бога и способа, которым он создаёт мир и управляет им. Так мы неизбежно обнаружим, что природа посылает всем разумным существам бесконечное и нескончаемое число несчастий, пропуская их снова и снова через болезненные процессы, посредством которых они приобретают новые качества и силы, необходимые им для «лучшего» мира или места для жизни, чем то, в котором они находятся прямо сейчас. Следовательно, этот мир и эта жизнь на самом деле нужны не для простого «испытания» человека (поскольку это означало бы, что его Творец относится к нему с подозрением или сам не знает то, что создал), но для со-творения и формирования, подготовки человека к переходу, метаморфозы на следующую, более высокую ступень разумности, выведения человеческого разума из оцепенения и постоянной склонности мёртвой материи к разложению, «сублимации праха земного до духовного уровня». Трудности, страдания, препятствия порождают таланты. «Первыми источниками и побудительными мотивами разума являются потребности тела». Не досуг, а необходимость – мать изобретательства. Однако, однажды пробудившись, разум и мышление вскоре обнаруживают новые потребности уже за пределами тела, поэтому развитие интеллекта и цивилизации продолжается бесконечно. Количество людей имеет тенденцию увеличиваться быстрее, чем их пища, но не для того, чтобы люди могли страдать, а для того, чтобы они могли пробудиться, чтобы спасти себя от страданий.

Таким образом, Мальтус соглашается с Джоном Локком, который считал, что желание избежать боли намного сильнее, чем желание получить удовольствие, а значит, зло ведёт к добру, ибо боль, которая является разновидностью зла, создаёт усилие, в свою очередь создающее разум. Более конкретно, устроив так, чтобы земля производила пищу только в небольших количествах и в награду за труд, Бог «обеспечил» постоянный стимул человеческому прогрессу. Это Мальтус считал ключом к разгадке проблемы народонаселения, демографии. По своей природе человек – существо, питающееся лотосами или солнечными лучами, пока голод не превратит его в Одиссея, вынужденного выживать и двигаться для этого вперёд и только вперёд.

Такова космология Т. Р. Мальтуса. В ней «жизнь – это благодать, которая никак не зависит от будущего состояния», а все «впечатления и волнения этого мира – это инструменты, с помощью которых Высшее Существо трансформирует материю в разум». Не все трудности преодолимы, и они не служат своей цели, если человеческим усилиям не удаётся уменьшить их силу и влияние. То есть Мальтус не обещает абсолютного избавления или спасения от несчастий или бремени, но, веря в науку и разум так же сильно, как Кондорсе или Годвин, он, в отличие от них, отказывается рассматривать земное бессмертие как разумную и обоснованную надежду.

Проблема избытка

Рассуждения Мальтуса о населении и продовольствии касаются не столько естественных пределов и всеобщего дефицита как такового, сколько объектов желаний и временности их осуществления. Мальтус не принимал многочисленные желания людей как должное. Мальтус беспокоился о том, какие желания могут быть у материальных существ, и опасался «отсутствия желания» к объектам, которые требовали работы и терпения, чтобы быть израсходованными. Он был озабочен риском непреодолимой непосредственности телесных потребностей: продолжения рода и еды.

Таким образом, мы видим, что значение таких понятий как «дефицит» или «ограниченность ресурсов» гораздо более сложное и разнообразное, чем можно ожидать на первый взгляд. Они представляют собой своеобразные «социальные устройства», пронизанные моральной экономией ценности, тесно связанные с пониманием экономического будущего, а также с актом «индивидуации». Дефицит – это не просто «экономическая истина», а особый гибкий механизм, поддерживающий специфические способы индивидуализации и экономической футуризации. Например, довольно популярная сегодня техника «бюджетирования» – это не что иное как метод превращения дефицита в ощутимую и управляемую реальность. Ещё Макс Вебер (1864–1920) указывал на то, что бухгалтерский метод «двойной записи» является непременным условием для применения экономической рациональности экономии и оптимизации. Бюджет – это акт дефицита для конкретного подразделения или организации.

Например, многие проблемы нашего времени формулируются в терминах «избытка»: массовое загрязнение окружающей среды, разрастающиеся города (гипер-урбанизация), переизбыток информации (InfoGlut). В то же время, все наши социальные теории и нормативные аргументы сосредоточены в основном на дефиците. Бюджетные ограничения, компромиссы, обнищание – это всё концепции дефицита. Таков парадокс: мы сталкиваемся с избытком, но, тем не менее, делаем дефицит центром нашего внимания. Избыток не является проблемой, свойственной исключительно современным обществам, но долгое время был характерной чертой человеческого существования, как утверждали такие авторы, как, например, Маршалл Салинс (1930–2021) или Жорж Батай (1897–1962). Когда мы начинаем изучать историю экономической мысли, то отчётливо видим, как, начиная с XVIII века, избыток отступает на задний план, а дефицит занимает центральное место. Избыток – или, по крайней мере, изобилие – всегда был желаемой целью любой экономической системы. Но все инструменты его достижения почему-то всегда сходятся на понятии дефицита.

Уже у А. Смита мы видим внимание к разделению труда как механизму, с помощью которого не индивидуальный избыток, а индивидуальный дефицит и конкуренция будут производить социальное изобилие. Мальтус делает следующий шаг на этом пути. «Богатство народов» его вообще не волнует. Ничто существенное в избытке его не волнует. Единственный избыток у Мальтуса – это социальный переизбыток человеческих тел. Это всего лишь диспропорция