Бек позвал её первой после случившегося происшествия демонстрируя в одной руке отрубленную куриную ножку, а в другой – отчекрыженный человеческий палец. Молоденькая девчонка опешила несмотря на всю свою прожжённость и беспринципность.

Нездоровое оживление заполонило всё пространство ограды Первого дома, а новоявленные Чумаки и Кашпировские наперебой давали друг другу прогнозы развития ситуации. Опытные завсегдатаи заведения в свою очередь приводили аналогии из прошлых лет, короче с хозяйственными работами на текущий день было покончено. Когда Доктор по завершению хозработ зашёл в дом на кухню, то там Боцман с Малиной наперебой поведали им с Булкой как всё происходило. Посмеявшись дружно с подтянувшимся Гембой над нелепыми моментами в случившемся происшествии, они вызвали крайнее недовольство у потерпевшего, случайно увидавшего их весёлые оживлённые лица.

К великому разочарованию Бека никто не кинулся как он ожидал немедленно решать вопросы о его транспортировке в областной центр для пришивания ампутированного пальца обратно. Более того пальцу даже не нашлось места для хранения, так как холодильник на зиму отключался, а в морозилке, как и на улице он бы просто замёрз. По итогу пострадавшего обкололи обезболивающими, пришедшая по вызову фельдшерица сделала ему перевязку, а почерневший через день палец скормили Бублику.

Через день-другой в сопровождении усиленного эскорта из видных деятелей AN непутёвого «пальцеруба» свозили всё же в районную больничку, где прикормленный хирург укоротил ему косточку фаланги и стянув за счёт этого кожицу на обрубленном торце пальца закрыл рану. Ни о каком ловком освобождении из-под стражи в райцентре не могло быть и речи, так как противник, грамотно использовав выигранное время тщательнейшим образом подготовился к операции заранее сведя все возможные риски на нет. А по возвращению Бека под гостеприимную крышу с братьями и сёстрами Главный Терапевт по телефону из города отдал приказ озадачить того рисованием полномасштабного транспаранта с очередной изречённой человеческой мудростью. Асланчик помог раненому разметить буквы на листах ватмана, а уж рисовать и раскрашивать их предстояло ему самому. Именно таким образом Великий Магистр подвёл итог этого поединка, ведь Бек относился к этому противостоянию как к бою, который он проиграл и вынужден был теперь затаиться на многие месяцы, чтобы в будущем попытаться взять реванш.

Возможно ли представить внутренние ощущения человека пошедшего на заведомый риск с коим непременно связано умышленное членовредительство, которому оказали медицинскую помощь совсем не того уровня и качества которого ожидала его больная голова, рисующего на следующий день после операции по подрезанию косточки фаланги агитационный плакат посвящённый трезвости и которому говорили при этом, что это изобразительное искусство обязательно поможет ему победить собственную жалость, ставшую всему виной и толкнувшую его на безумный поступок?!

Да Беку бесспорно было нелегко, но он ещё только начинал своё хождение по мукам в «Северном сиянии», а Доктор уже без малого полгода маялся в этом концлагере и никаких радужных перспектив на горизонте совсем не маячило. Даже, пожалуй, наоборот «ожиданчики» вырисовывались ох какие невесёлые… Дело в том, что после его последней читки и обозначенной им в её ходе своей оппозиции Великому Магистру к нему по очереди обратились с разговором два его самых близких на тот момент товарища это Боцман и Фагундес. И оба говорили ему об одном и том же, а именно что ему следовало бы остеречься и завязывать бунтовать пока всё не закончилось «занозотерапией».

А это был безусловно тревожный звонок, поскольку информация исходила от самого Глеба, и неглупый Доктор прекрасно понимал, что если не изменить тактику, то столкновения с Консулом Занозой славящимся своим рукоприкладством не избежать, а там сплошная неизвестность, ведь умудрился же этот малый пусть и с помощниками уронить и Квагу и Узла, и если в боевом духе Док бы запросто посостязался с этими ребятами, то по поводу своей убогой физической формы после раздутой аорты и деревянных коленей у него не было никаких иллюзий. А как уже говорилось ранее прилюдно получать по морде уж точно не было его слабостью. Одна и та же навязчивая мысль крутилась теперь изо дня в день в Докторских извилинах: «Надо что-то делать!» …

Лёжка и Малина (конец первого акта)

К середине февраля некая безысходность овладела целиком и полностью разумом главного героя. Целыми днями он стойко «на зубах»304 выносил тяготы выздоровления от химической зависимости, а после отбоя предавался сладостным мечтам о свободе, синьке, соли и прочим составляющим распутной жизни. Не решаясь на отчаянные поступки для своего освобождения Док жил в режиме ожидания по принципу «Нам бы день простоять, да ночь продержаться!». Приближалось полугодие нахождения его в реабилитации, и он лелеял надежду о том, что, а вдруг паханы опомнятся, а вдруг у них кончатся деньги. Тем более он недавно через «не хочу» по настоянию Глеба по телефону поздравлял мать с юбилеем, и она при этом навзрыд ревела, подпитав в его гнилой душонке эту призрачную надежду о досрочном освобождении. А с другой стороны, до весны оставалось рукой подать, он уже многих здесь узнал, понимал кто и что из себя представляет, так что как только сойдёт снег и просохнет земля можно отправляться в путь. Далековато, конечно, до города, но «Не такие шали рвали!», как любил поговаривать Фагундес.

В качестве поощрения за совершённый телефонный звонок ему позволили на ура прочитать Предшаговую работу. Дело в том, что подобные звонки родителям от пациентов давали устроителям этого коммерческого предприятия весомый повод поговорить с родственниками о несомненной пользе проводимой терапии, о прогрессе в борьбе с заболеванием и о необходимости закрепить наметившийся успех ещё каким-нибудь полугодиком в деревенской тишине. Настойчивые призывы со стороны руководства Центра позвонить домой, и отправка фотографий счастливых и улыбающихся узников всегда волшебным образом были приурочены к сроку кратному трёхмесячному заточению в этой глуши. Задание на написание Первого Шага должен был выдать лично Главный Консультант и Док терпеливо ожидал его приезда, тем более что до него оставалась пара дней.

По своему прибытию в обитель трезвости Гуру Двенадцати Шаговой Программы незабвенный Глеб Валерьевич Самохвалов вдоволь поглумившись над Доктором интересуясь зачем тому нужен Шаг при его полном неверии в возможность выздоровления, своим профессиональным взглядом определил у него все признаки зависимого поведения с одержимостью написанием Первого Шага и со своей неподражаемой иезуитской улыбкой отправил главного героя исцеляться от этих недугов удачно вспомнив про накопившиеся у него аж целых восемь штрафных дежурств. Док был готов голыми руками порвать на куски Бородатого Прохвоста и довольно внятно выразив своё негодование по поводу