свободы на психику и нравственность заключенных известно давно. Об этом подробно писал еще М. Н. Гернет.[704] Тюрьма служит школой криминальной профессионализации, а не местом исправления.

Осознание неэффективности традиционных средств контроля над преступностью, более того – негативных последствий такого распространенного вида наказания, как лишение свободы, приводит к поискам альтернативных решений как стратегического, так и тактического характера.

Во-первых, при полном отказе от смертной казни (подробнее см. § 2 настоящей главы) лишение свободы становится «высшей мерой наказания», применять которую надлежит лишь в крайних случаях, в основном при совершении насильственных преступлений и только в отношении взрослых (совершеннолетних) преступников. Так, в 1984–1987 гг. в Англии и Уэльсе, а также в Швеции из общего числа осужденных к лишению свободы приговаривалось около 20 % (правда в Англии и Уэльсе эта доля несколько увеличилась к 1996 г.[705]), а к штрафу – почти половина осужденных. В Германии в середине 90-х гг. доля приговоренных к реальному (безусловному) лишению свободы составила лишь 11,5 % от общего числа осужденных, тогда как к штрафу – 83,4 %.[706] Если в 1970 г. в Германии безусловное лишение свободы приближалось к 28 %, то в 2004 г. оно составило лишь 8 % (штраф – 70 %).[707] В Японии в течение 1978–1982 гг. к лишению свободы приговаривались лишь 3,5 % осужденных, к штрафу же – свыше 95 %. Это вполне продуманная политика, ибо «в результате этого не происходит стигматизация лиц, совершивших преступные деяния, как преступников. Смягчаются сложности ресоциализации преступников после их чрезмерной изоляции от общества, и таким образом вносится значительный вклад в предупреждение рецидива».[708]

Расширяется применение иных – альтернативных лишению свободы – мер наказания (ограничение свободы, в том числе с применением электронного слежения; общественные работы; «комбинированный приказ» в Англии и Уэльсе – сочетание общественных работ с пробацией).[709]

В России к реальному лишению свободы приговаривались в течение 1986–2006 гг. от 34,1 % всех осужденных в 1987 г. до 39,5 % в 1994 г. К реальному и условному лишению свободы – до 88 % в 2001–2006 гг. (подробнее см. табл. 16.1). Поражают темпы снижения удельного веса наказаний, не связанных с лишением свободы: осуждено к исправительным работам в 1987 г. – 26,1 %, в 2005 г. – 4,9 %, к штрафу в 1987 г. – 16,8 %, в 2001, 2002 г. – 6,3 % (с ростом к 2005 г. до 10,3 %).

Во-вторых, в странах Западной Европы, Австралии, Канаде, Японии преобладает краткосрочное лишение свободы. Во всяком случае – до 2–3 лет, т. е. до наступления необратимых изменений психики. Так, в середине 90-х гг. в Германии осуждался на срок до 6 месяцев 21 % всех осужденных к лишению свободы, на срок от 6 до 12 месяцев – еще 26 % (т. е. всего на срок до 1 года – около половины всех приговоренных к тюремному заключению). К сроку от 1 до 2 лет были приговорены 38,5 % осужденных. Таким образом, в отношении 85,5 % всех осужденных к лишению свободы срок наказания не превышал 2 лет, на срок же свыше 5 лет были приговорены всего 1,2 %.[710] В Японии в 1994 г. из общего числа приговоренных к лишению свободы на срок до 1 года – 17,3 %, до 3 лет – 68,8, а свыше 5 лет – 1,3 %.[711]

В России в 1986 г. из общего числа осужденных к лишению свободы на срок до 1 года было 14,1 %, от 1 года до 2 лет – 21,2 % (всего до 2 лет – 35,3 %), свыше 5 лет – 15,4 %. В 1996 г. соответственно на срок до 1 года – 16,1 %, от 1 года до 2 лет – 23,1 % (всего до 2 лет – 39,2 %), свыше 5 лет – 13,7 %. Интересно, что в 1926 г. из общего числа осужденных к лишению свободы были осуждены на срок до 6 месяцев – 70,5 %, всего до 1 года – 84,2 %, а на срок свыше 5 лет – 1,8 %. Это лишний раз свидетельствует о том, что в первое свое десятилетие советская власть еще играла в демократию.[712]

В-третьих, поскольку сохранность или же деградация личности существенно зависят от условий отбывания наказания в пенитенциарных учреждениях, постольку в современных цивилизованных государствах поддерживается по возможности достойный уровень существования заключенных (нормальные питание, санитарно-гигиенические и «жилищные» условия, медицинское обслуживание, возможность работать, заниматься спортом, встречаться с родственниками), устанавливается режим, не унижающий их человеческое достоинство, а также существует система пробаций (испытаний), позволяющая строго дифференцировать условия отбывания наказания в зависимости от его срока, поведения заключенного и т. п.[713]

Таблица 16.1

Меры наказания, примененные к осужденным в России (1987–2006)

Автору этих строк довелось посещать тюрьмы и другие пенитенциарные учреждения многих зарубежных стран Азии, Америки, Европы и, конечно же, бывшего СССР и России. В тюрьмах Западной Европы убеждаешься, что можно вполне сочетать надежность охраны (в основном, с помощью электронной техники, без автоматчиков и собак) и режимные требования с соблюдением прав человека, уважением его личности. В одной из посещенных мной тюрем Турку (Финляндии) заключенным… выдаются ключи от камеры, чтобы человек, уходя из нее, мог закрыть дверь в «свою комнату» и открыть, возвращаясь. По мнению начальника тюрьмы, это позволяет заключенным сохранять чувство собственного достоинства. В Хельсинки (Финляндия), Фрайбурге (Германия) заключенные проживают по одному – два человека в камере и днем свободно гуляют по коридору, заходят в гости друг к другу. При мне в тюрьме Хельсинки осужденные на кухне блока готовили торт ко дню рождения одного из заключенных. В камерах находятся телевизоры, компьютеры, прохладительные напитки.

В-четвертых, все решительнее звучат предложения по формированию и развитию альтернативной, не уголовной юстиции для урегулирования отношений «преступник – жертва», по переходу от «возмездной юстиции» (retributive justice) к юстиции возмещающей, восстанавливающей (restorative justice).[714] Суть этой стратегии состоит в том, чтобы с помощью доброжелательного и незаинтересованного посредника (кого-то вроде третейского судьи) урегулировать отношения между жертвой и преступником. Во многих случаях корыстных преступлений потерпевший больше заинтересован в реальном возмещении причиненного ему ущерба, нежели в том, чтобы «посадить» виновного (и, как правило, в течение многих лет дожидаться результатов исполнения обязательств по удовлетворенному в уголовном процессе гражданскому иску). А лицо, совершившее это преступление, скорее будет готово возместить ущерб, чем «идти в тюрьму». Опыт такого решения конфликта «преступник – жертва» фактически существует в тех странах, где еще сильны общинные связи и авторитет старейшин, и постепенно внедряется в других государствах. Отечественный опыт представлен в Вестниках восстановительной юстиции, выпускаемых Общественным центром «Судебно-правовая реформа».[715]

Проблема альтернативной юстиции особенно актуальна применительно к преступности несовершеннолетних.

В целом речь идет о переходе