Очень интересные опоры, железо на железе… Я постарался «забебить» из него что мог. Затем на трамвае же вернулся в Кельн и пошел обедать. После же кормежки полез на «зайцево» левое ухо. Все путешествие состоит из 505 ступеней (сам считал) по винтовым лестницам и доводит до основания 8-гранной пирамиды башни, 100 м над землей и 57 м до верхушки. Все грани этих пирамид кружевные и прозрачные, что плохо видно и на снимках, и на самом деле, ежели глядеть снизу. Вид с верхушки необыкновенно широкий и красивый, но, к сожалению, все портил дождик и туманный воздух. Показывали нам и колоколá, интересные тем, что все они, включая и самый большой, качаются сами, как принято за границей, и приводятся в действие электромотором. Пономари упразднены совсем. Большой колокол (25 тонн) отлит в 1924 г. взамен реквизированного в 1918 г. на нужды войны. Состояние собора внушает большие опасения, так как камень очень выветривается. …Ну, моя биография за сегодня кончена; поэтому скажу только, что с нетерпением жду завтрашнего дня и встречи с вашими письмами, которые ждут меня всего в каких-нибудь 100 км отсюда! ‹…›

<Дортмунд, 5/XI>

‹…› Сегодня я был в Мюнстере и /W[219]; ездил с Атцлером на OPEL; это верст 70 от Dortmund. Было очень интересно, и компания уютная, но так устал, что уж опишу лучше завтра. На Нютиной открытке очень хорошо виден стиль города. Это Гаев, а Дортмунд – Лопахин, который понемногу прибирает к рукам Вестфальский вишневый сад. Гаев имеет университет, а Лопахин нет. Зато у Гаева 100 тысяч жителей. А у Лопахина 650. ‹…› Правый дом – ратуша – замечательный тем, 1) что я в нем сегодня обедал (вход в левую арку), и 2) тем, что в нем был подписан Вестфальский мир. Что до церкви… то она славится тем, что перекрещенцы назло католикам поотбивали в ней у всех статуй носы. ‹…› Дороги в Вестфалии превосходные: асфальт или камешковый узор, а пейзажи так себе, очень напоминают Стрешнево[220]. Впрочем, много каналов, в том числе известный Дортмунд-Эмский; причем нередко они идут по высоким насыпям, и ты ныряешь в авто под виадук в то время, как над головой тащится пароходик. Ну, до завтра! Всех-всех целую. Ваш Доктор

<Дортмунд, 7/XI>

Родные ребятушки, мои успешные дела пока продолжаются. Сегодня показал Атцлеру мой атлас; он его немедленно сцапал, вызвал стенографистку и при мне сочинил предлинное и чрезмерно для меня лестное письмо к Springer с настойчивым предложением издать сей атлас и с указанием, что он, Атцлер, даст к нему предисловие. Теперь это письмо вместе с атласом поедет к Springer’у… Ну, давай теперь мы с тобой поговорим – твоя очередь, Карлинька. Во-первых, кажется, ты можешь мною быть немножко довольна, т. к. репутация у меня здесь неплохая. Если к нам применимо такое ультрабуржуазное сопоставление, то меня принимают в этом физиологическом замке, как владетельную особу. Поэтому «герцог» ко мне очень дружествен, а свита его весьма почтительна, даже искательна. Нет, кроме шуток, прежде всего ты бы послушала, какое письмо Шпрингеру Атцлер надиктовал стенографистке! Чего только там не было! И имя-то мое «хорошо звучит» для немецкого специалиста (это непереводимое выражение, означающее, что не просто человек известен, а так: «а, это Бернштейн написал – ну, значит, хорошая работа»); и необходимо атлас издать именно ему, Шпрингеру, не упустить этого дела; и значительный шаг вперед по сравнению с Фишер, и не помню уж что еще. ‹…› Нютушке – особо! Анютушка, роднуша, и тебе напишу немножко. Из «объективно существующего» мира: купил себе сегодня набор карандашей «Castell»[221] всех густот от 7H до 7В и две толстые мягкие резинки – это признак того, что принялся всерьез за работу. ‹…› Ох, Анютушка, если бы ты это понимала, чертяка, как мне тебя не хватает. Как это ясно чувствуешь на каждом шагу. Так пусто и неуютно, когда остаешься один, что прямо не знаешь, что с собой делать. ‹…› Я не считаю оставшиеся дни, т. к. не знаю точно, сколько их осталось, и потом, этим не поможешь; но только чувствую, что если бы ты была тут вместе со мной, так я бы готов был тут сидеть сколько угодно, и Дортмунд был бы преуютный и премилый город. Ты ведь согласна, что у меня в общем и целом неэгоистическая установка, и поэтому сейчас если бы не возможность вас позабавить то тем, то другим пустяком, то было бы совсем грустно…

<Дортмунд, 8/XI>

‹…› Нютонька, сегодня выяснилась для меня отчасти причина дурного настроения в последние дни: я немножко слишком зажал кнопку экономии. Сегодня пошел и самому себе назло, в первый раз за всю поездку, купил книжку себе, которую мне никто не заказывал, которая мне не «нужна» в Карлушином смысле, но которая мне очень понравилась. Купил заодно ножик перочинный Мерьге (Henckel, Solingen). Хочу еще выписать себе логлинейку. Вот и дудки, транжирить я не буду, но куплю немножечко и для себя, чтобы не было тошно жить. Нютик миленький, сегодня моя первая лекция. Публика ждет с интересом и нетерпением. ‹…› Расскажу про один магазин, Woolworth comp[222]., в котором я сегодня был. Это небольшой универмаг, величиной примерно с ГУМ на Смоленском рынке, где все товары имеют две цены: 25 пф. и 50 пф. Других цен вообще нет. И чего-чего только в нем нет! И перечислить нельзя! Я купил себе там 50 англ. булавок всех размеров, нанизанных на кольцо, тоже устроенное, как англ. булавка, – за 25 пф. Есть там поезда № 0 c рельсами, такие же хромолитографии, как наш № 300 (Сергей тебе покажет). Паровозик заводной 50 пф. тендер и вагончики всякие по 25 пф. рельсы 25 пф. пара, семафор 25 пф. и т. д. Носки мужские 50 пф. штука, мыло, щетки, блокноты, зеркала, черт знает что! Очень смешной магазин, правда? Ты бы в нем оставила, наверно, марок 60. А? Целую. Коль

<Дортмунд, 9/XI>

Дорогие ребятушки, сейчас принесли вашу почту от 5-го, вт., с вашими отзывами о моей парижской лекции. Меня очень трогает это, как вы оценили ее удачу и как вы гордитесь вашим сыночком; но, совсем между нами, я бы сказал, что тут замечательна скорее удача, чем успех; так как ведь наши цикло-«достижения» говорят сами за себя, а удача в том, что пришли все «киты», вроде Pieron,