Вчера я сделал несколько анонимных звонков вего офис и узнал, что мне требовалось. Я выжидаю в огромном холле больницыСвятого Петра, он на один этаж выше Мэдисон-авеню, и смотрю на парковку околоМедицинского центра Пибоди. Без двадцати одиннадцать я вижу, как старый«фольксваген-рэббит» тормозит и паркуется. Из машины выходит Келли.

Она одна, как я и думал. Час назад я звонил наработу ее мужу, спросил, нельзя ли с ним поговорить, и повесил трубку, когда онподошел. Мне едва видна ее макушка, когда она пытается выбраться из автомобиля.Келли на костылях, вот она ковыляет между двумя рядами машин и входит в здание.

Я сажусь в лифт, поднимаюсь на следующий этаж,пересекаю Мэдисон-авеню по стеклянному переходу. Я нервничаю, но не тороплюсь.

В комнате ожидания полно народу. Она сидитспиной к стене и листает журнал. Сломанная лодыжка теперь в лубке, чтопозволяет ей ходить. Справа от нее пустой стул, и, прежде чем она успеваетпонять, кто перед ней, я сажусь.

Сначала лицо у нее потрясенное, но затемрасплывается в приветливой улыбке. Однако она нервно оглядывается. На нас никтоне смотрит.

— Да читай ты свой журнал, — говорю я иоткрываю «Нэшнл джиогрэфик». Она поднимает «Вог» почти на уровень глаз испрашивает:

— А что ты здесь делаешь?

— Меня беспокоит спина.

Покачивая головой, она опять оглядывается.Дама, сидя рядом, хотела бы повернуть к нам голову, но у нее шея в гипсе. Мыздесь никого не знаем, так чего же нам беспокоиться…

— А кто твой доктор? — спрашивает она.

— Крэгдейл.

— Как интересно…

Келли Райкер была красива, когда носилабольничный простой халат, с синяком на лице и без косметики. А теперь я простоне в состоянии оторвать от нее глаз. На ней белое, слегка накрахмаленное,короткое платье с застежкой донизу.

Оно напоминает мужскую рубашку, как если быстудентка позаимствовала ее у своего приятеля-сокурсника. И закатанные вверхшорты цвета хаки. Распущенные темные волосы падают ниже плеч.

— Это хороший врач? — спрашиваю я.

— Да просто доктор и все.

— Ты уже была у него?

— Оставь, Руди. Я не собираюсь это обсуждать.И наверное, тебе лучше уйти. — Она говорит тихо, но твердо.

— Да, знаешь, я уже подумываю об этом. Но ямного думаю и о тебе, и о том, что мне делать. — Я умолкаю, так как мимопровозят мужчину в инвалидном кресле.

— И что же?

— А то, что я до сих пор не знаю.

— Я думаю, что тебе надо уходить.

— Однако на самом деле ты так не думаешь.

— Нет, я действительно этого хочу.

— Нет, не хочешь. Ты бы хотела, чтобы яоколачивался около, постоянно был бы в контакте, звонил время от времени,чтобы, когда в следующий раз он опять переломает тебе кости, у тебя нашелся быне совсем безразличный к тебе человек. Вот чего ты хочешь.

— Следующего раза не будет.

— Почему же?

— Потому что теперь у нас все иначе. Онстарается перестать пить. И обещал больше ни разу меня не ударить.

— И ты ему веришь?

— Да, верю.

— Он и раньше это обещал.

— Почему ты не уходишь? И не звони, ладно? Отэтого только хуже.

— Но почему? Почему от этого хуже?

Она секунду колеблется, потом опускает журнална колени.

— Потому что по мере того, как проходят дни, явсе меньше думаю о тебе.

Приятно знать, что она обо мне все-такидумает. Я достаю из кармана визитную карточку с моим старым адресом, то естьадресом фирмы, которая теперь опечатана некими правительственнымиорганизациями. Я пишу на обороте телефон и подаю ей карточку.

— Решено. Я больше тебе не звоню. Если я тебепонадоблюсь, вот мой домашний телефон. Если он сделает тебе больно, я хочу обэтом знать.

Она берет карточку. Я быстро целую ее в щеку ипокидаю комнату ожидания.

* * *

На шестом этаже того же здания размещается большоеонкологическое отделение. Лечащий врач Донни Рея — доктор Уолтер Корд. Лечениена сегодня означает только одно — он прописывает Донни Рею пилюли и другиеснадобья в ожидании, когда Донни умрет. Корд предписал ему первый курсхимиотерапии, он сам сделал анализы, определившие, что костный мозг РонниБлейка абсолютно подходит для пересадки его брату-близнецу. Свидетельство Кордана суде, если предположить, что он все-таки состоится, было бы сокрушительнымударом по страховой компании.

Я оставляю трехстраничное письмо на его имя врегистратуре, Я хотел бы переговорить с ним, когда ему удобно, и желательнополучить эту возможность бесплатно. Как правило, врачи ненавидят адвокатов, илюбое время, потраченное ими на разговор, стоит весьма дорого. Но Корд и я — непротивники, а сторонники, и мне нечего терять.

* * *

С большим волнением я бреду по этойнебезопасной части города, пытаясь разобрать выгоревшие, полустертые номера надверях домов. Окрестности выглядят так, словно когда-то и в силу понятныхпричин их позабросили, но теперь они в процессе самоутверждения. Все здания вдва-три этажа отстоят от дороги, у них кирпичные или стеклянные фасады.Некоторые были построены одной сплошной линией, между другими пролегают узкиепроходы. Многие загорожены заборами, пара домов сгорела уже несколько летназад. Я прохожу мимо двух ресторанов. Около одного на тротуаре столик поднавесом, но посетителей не видно. Есть химчистка и цветочный магазин.

Магазинчик антиквариата «Тайные сокровища» науглу улицы — на вид довольно опрятное здание с красно-серыми кирпичнымикозырьками над окнами. В доме два этажа, и, подняв глаза, я понимаю, что,очевидно, вижу перед собой мое новое обиталище.

Я не могу найти другой двери и вхожу вантикварную лавку. В крошечном фойе вижу лестничку, освещенную наверху.

Меня ждет Дек. Он горделиво улыбается.