Да то, что я не скрываю свою суть! Отрезав при редактировании матрицы всё лишнее, я стал жить полной жизнью! Мне нужна власть ради власти! Я не хочу страдать от несбыточных желаний и амбиций! Я тот, кто есть прямо сейчас и прямо здесь. И все мои желания исполнятся прямо здесь и сейчас! Я знаю, что я псих! Я этим горжусь!

А все остальные пыжатся изобразить из себя нормальных! Даже мои бойцы бегут прямо на смерть с радостными воплями и думают, что всё это ради высоких целей. Полные дебилы… Всё это потому, что одни роботы на орбите не справились с другими роботами. И теперь нашими руками хотят их добить.

Я не против, чтобы меня использовали. Но с каждым сражением тут будет оставаться много-много оружия. И каждый раз мы будем приходить с новым оружием. И так до тех пор, пока я не пойму, что оставленный в этой земле боезапас не обеспечит мой народ нормальным оружием на сотню лет вперёд!

И только тогда я, Лсихулу, приведу свой народ к победе. Полной и окончательной.

— Что, Ингве? Ниггеров стало жалко? — спросил я генерала.

— Оружие жалко, мой Лсихулу! — ответил тот.

— Оно будет лежать здесь и ждать, когда мы придём с новым оружием, — ответил я. — Мы все возродимся в лагере, купим всё новенькое и снова отправимся сюда. И так день за днём. Месяц за месяцем. Мы завалим этих роботов трупами, и каждый из нас сделает это, как минимум, раз двадцать!..

Я вытащил револьвер, поднял руку над головой, и вместе с набегающими бойцами резерва кинулся в бой. Я кричал: «Вперёд, мои верные ниггеры!». А они отвечали мне: «За Лсихулу!».

Впереди рвались взрывы, летели плазменные шары, а мы шли в атаку, чтобы показать всем, что мы, ниггеры — крутые психи! Даже япошки!

Глава 27

Чрезвычайно небоевая

Дневник Листова И. А.

Пятьсот двадцатый день. Награда и наказание.

Эмили грустно выла.

Увы, девушка, временно назначенная руководить факторией, и руководителем оказалась не очень, и бойцом никаким. В её случае Семён конкретно дал маху…

Успев перед боем перекинуться парой слов с учёными, Мелкий выяснил: они тоже ей недовольны.

К сожалению, с самого начала Эмили повела себя как тиран, деспот и самодура. И первое, что она сделала — запретила подходить к Большому Алтарю без её разрешения. Мол, раз в Алтарном такие порядки, то и здесь будет так же. В её милой голове даже не попыталась задержаться мысль, что свободный доступ — это дополнительный стимул для работы в фактории.

Поставки из Алтарного шли неравномерно, но даже при нехватке чего-либо Эмили отказывалась подпускать людей к Большому Алтарю. И, конечно же, совершенно не желала покупать нужное для работ в фактории за свои баллы. Хоть они ей и начислялись СИПИНами в больших количествах.

Причиной такой щедрости было то, что любые исследования Эмили требовала проводить под её руководством. И все результаты надо было получать в её присутствии. Бур с тремя помощниками открыл ещё два месторождения меди, и оба раза приходилось ждать прибытия девушки, чтобы на её долю перепали баллы.

В общем, хоть Эмили и обзывала меня похотливым кобелём, но сама уже давно получила прозвище — Бледная Кака. И если со второй частью прозвища всё было понятно, то насчёт первой единого мнения не было…

Одни учёные говорили, что это из-за её светлого цвета волос. Другие настаивали на том, что Эмили помешана на здоровье кожи и боится загара. Третьи осторожно намекали на то, что после этого выезда в факторию многие хотели бы видеть её именно бледной. И совсем чуточку неживой.

Ну а теперь Эмили готовилась к бою вместе с остальными, на верху стены.

Правда, лёжа животом вниз и в зафиксированном положении. Так, чтобы её винтовка (ну не могли же мы дать даме, да ещё и маленькому местному диктатору, какое-то там обычное ружьё?) смотрела в сторону, откуда ждали прибытия врагов.

Привязывать Эмили пришлось, потому что она то и дело пыталась сбежать. Один раз её успели остановить на самом краю обрыва, где она как раз решалась бесславно и бесполезно самоубиться.

Такого её позора мы допустить не могли. Быстро организовали крепления с верёвками. А затем уложили Эмили на них и зафиксировали. Всё-таки не дело руководителю фактории, пусть и временному, бросать своих людей перед лицом врага…

Теперь Эмили могла лишь вертеть винтовкой по нужному сектору стрельбы. Ну и ещё тихонько выть. А поскольку вой не кончался уже долго, то звучал хрипло, и слов в нём разобрать никак не получалось.

Честно говоря, я даже в какой-то момент пожалел о своём решении. И предложил отпустить Эмили, позволив ей наконец-то спрыгнуть с обрыва. В конце концов, я же не злой человек! А она ведь не рассчитывала, что я буду возвращаться с роботами на хвосте.

Но тут воспротивились учёные.

— Понимаешь, Вано… — пояснил мне Бур. — Она так долго доставала здесь всех, что ребята очень-очень злы на неё. А тебя она обидела всего раз, поэтому ты и готов её простить. Не ведись на её жалобные вопли! Чужих рыданий она не слушала.

Надо сказать, сами учёные, оставшиеся в фактории, несильно протестовали против участия в войне. Правда, вся их помощь сводилась лишь к созданию огня нужной плотности. Меткость хромала, скорость была просто плачевной… Но это и неудивительно! С тех пор, как их всем скопом притащили в Алтарное, группа Семёна там безвылазно и сидела. А редкие энтузиасты вроде Бура погоды не делали.

А ведь они рвались в поля! Да! Ведь любой мужчина — даже если он яйцеголовый умник, даже если его голова стоит тысячи других, не таких светлых голов — всё равно хочет быть мужчиной.

И когда все вокруг ходят с брутальным оружием и хвастаются, мол: «Вот однажды шли… А тут… И они бабах!.. И мы такие с левой хрясь, с