имеющимся данным, в числе ранее направленного Вам спецконтингента, в офицерской группе находится подъесаул КАНТЕМИР, который, будучи подчиненным ШКУРО, сформировал из казаков специальную парашютную группу для заброски в тыл КА для подрывной работы. Немедленно примите меры к розыску КАНТЕМИРА.

В положительном случае результат радируйте. Следствие по КАНТЕМИРУ поручите майору тов. РОСТИЛОВУ.

Зам. нач. войск НКВД ОТ 3 УФ

Подполковник СОКОЛОВ»

Fazit

Так что реакция на заявление Доманова была. Но не такая, на какую рассчитывал он сам. Информацию о Кантемире, конечно, проверили, как, возможно, проверили информацию и о самом Доманове (как минимум Шебекина и Щаденко запросить еще можно было). А вот признавать в Доманове своего агента, похоже, побрезговали.

Еще в Юденбурге четверых Красновых[941], А. Г. Шкуро, К. Султан-Гирея, А. Т. Доманова и некоторых других [942] отделили от остальных.

30 мая их перевезли на двух грузовиках в Грац, в тюрьму НКВД[943], а затем в Баден, в спецтюрьму СМЕРШа, где, собственно, Доманов и написал свою слезницу. 4 июня самолетом переправили в Москву, в Главное управление СМЕРШ[944] (фон Паннвиц еще на некоторое время был оставлен в Австрии). Разместили по одиночным камерам на Лубянке, где младшие из Красновых были удостоены неслыханной по цинизму и откровенности «беседы» с министром госбезопасности В. Н. Меркуловым, запечатленной Красновым-внуком[945]. Смысл наставлений министра: смерти, и тем более легкой, не подарят, готовиться надо к труду на лесоповале или в шахте где-нибудь на 70-й параллели.

7 января 1947 г. следствие по делу Красновых и других казацких предводителей было закончено: в письме к Сталину Абакумов предложил и приговор (повесить), и дату суда (15 января). Сталин начертал: «Абакумову. Согласен. И. Ст.». Судили и казнили 16 января, а назавтра в «Правде» опубликовали сообщение Военной Коллегии Верховного Суда СССР о смертных приговорах и об их исполнении применительно к «арестованным агентам германской разведки, главарям вооруженных армейских частей в период гражданской войны». Перечислялись атаман Краснов П. Н., генерал-лейтенант Белой армии Шкуро А. Г., командир «дикой дивизии» – генерал-майор Белой армии князь Султан-Гирей Клыч, генерал-майор Белой армии Краснов С. Н., генерал-майор Белой армии (что неправда: на самом деле – всего лишь майор РККА) Доманов А. Т., а также генерал германской армии Г. фон Паннвиц.

История двурушничества Т. И. Доманова и сложна, и запутанна. Разобраться в ней чрезвычайно важно, но для этого нужно изучить гораздо больший комплекс архивных документов и прежде всего следственное дело как самого товарища Доманова, так и дела его подельников. Все они не реабилитированы, каковое обстоятельство по формальному и никак не зафиксированному в законодательстве признаку используется архивами ФСБ как предлог в невыдаче соответствующих дел.

Вместе с тем нормы, регламентирующей отказ в выдаче архивных материалов по признаку наличия или отсутствия реабилитации физических лиц, в действующем законодательстве РФ не существует! Прекрасной иллюстрацией чему служит и тот, например, факт, что фундаментальный трехтомник 2015 г. о генерале А. А. Власове, личности в коллаборационистском контексте предельно одиозной и, разумеется, не реабилитированной, преспокойно опирается на следственные дела Власова, Малышкина и других деятелей РОА и КОНР, щедро цитирует их и любые другие материалы из ЦА ФСБ. Решающим здесь было, конечно, участие в проекте А. Н. Артизова и В. С. Христофорова – на 2015 год двух первых лиц в архивном деле, соответственно, государства и ФСБ.

Отсутствие ограничительного грифа на трехтомнике допускает единственную интерпретацию. «Исключение», сделанное для генерала Власова, на самом деле де-юре не является ни номенклатурной привилегией, и тем паче ни нарушением законодательства, а является самым что ни на есть законным правилом. И прецедентом! А письма архивистов ФСБ про «тройной приказ с пятым пунктом» в таком случае не имеют юридических оснований.

Недопуск историков к делам коллаборационистов – это то же самое, как если бы в Израиле закрыли доступ к материалам суда над не подлежащим реабилитации Эйхманом! Это даже не парадокс, а абсурд антиисторизма, граничащий с паранойей запретительства!

Новые документы о групповом побеге из Собибора в июле 1943 г

Михаил Юрьевич Эдельштейн

канд. филол. наук, старший научный сотрудник факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова

Аннотация. Статья посвящена одному эпизоду антинацистского сопротивления в лагере уничтожения Собибор – побегу нескольких членов лесной бригады в июле 1943 г. Реконструируются ход побега, его последствия, численность и персональный состав бежавших. На основании документов из ЦА ФСБ России уточняются дата побега и биографические сведения об убитом беглецами лагерном охраннике.

Ключевые слова: Холокост, операция «Рейнхард», Собибор, Травники, вахманы, лагерное сопротивление.

Осенью 1941 г. нацисты приступили к выработке плана уничтожения евреев в так называемом Генерал-губернаторстве (часть Польши, оккупированная, но не аннексированная Рейхом). Позже этот план назовут операцией «Рейнхард»[946].

В конце 1941 г. началось строительство лагерей уничтожения, отличающихся, как понятно из названия, от «обычных» концентрационных лагерей тем, что их единственным назначением было быстрое массовое умерщвление привозимых туда людей. Большинство лагерей уничтожения были созданы на территории оккупированной Польши – страны с самым большим на тот момент еврейским населением в Европе. Это Освенцим, или Аушвиц (точнее, один из трех лагерей, входивших в этот комплекс, – Освенцим-II, известный также как Аушвиц-Биркенау), Хелмно (Кульмхоф), Треблинка (Треблинка-II), Белжец и Собибор. Последние три были построены специально для реализации операции «Рейнхард». Некоторые историки причисляют к лагерям уничтожения также Майданек. Эсэсовский персонал Белжеца, Собибора и Треблинки набирался в основном из участников «Программы T-4» – начатой в 1939 г. операции по уничтожению людей с психическими расстройствами и тяжелыми генетическими заболеваниями.

Лагерь уничтожения Собибор был построен весной 1942 г. (чуть позже Белжеца, но раньше Треблинки) рядом с одноименными селом и железнодорожной станцией в малонаселенной лесистой местности. Он занимал площадь около 4 км2.[947] От ближайшего городка Влодава до лагеря было около 10 км, от Хелма – 40, от Люблина – 80.

Лагерь разделялся на три сектора (иногда их обозначают как лагерь I, лагерь II и лагерь III). В первом были мастерские (сапожная, портняжная, столярная и др.), бараки для узников – мужской и женский, в которых жило несколько сот (обычно 400–600) человек, кухня. К этому сектору примыкала территория так называемого Vorlager, где стояли домики эсэсовцев, бараки охранников, оружейный склад и т. д. Во втором секторе («чистилище») вновь прибывшие в Собибор оставляли личные вещи и раздевались. Затем они шли «принимать душ» в третий сектор, где находились газовые камеры, выдававшиеся эсэсовцами за бани или душевые кабины.

Первые партии депортированных были удушены газом в апреле – мае 1942 г. В лагере действовали сначала три, а с осени 1942 г. – от шести до восьми[948] газовых камер. Угарный газ вырабатывался бензиновым двигателем (танковым либо, по другой версии, от грузовика «Рено»), стоявшим в соседнем сарае.

Лагерь был окружен четырьмя рядами проволочного заграждения, рвом