к нам. Да, на это уходит очень много времени, тратятся деньги — в домашнем бюджете нередко дыра, но все это ничего по сравнению с той ситуацией, в которой мы все можем оказаться…

Смотрел на него и думал: ну почему в далёком Оренбурге замглавы администрации Андрей Терехов берёт отпуск за свой счёт, чтобы отвезти на фронт продукты, спецтехнику, снаряжение — двенадцать суток в пути и более шести с половиной тысяч километров отмахал (!), а некоторые из белгородских чинуш даже слышать не хотят, что в двух десятках километров от города идёт война. Да и само слово «война» в запрете.

Много чего повидали Андрей Терехов и его друзья за время поездок: в покер с костлявой поиграть пришлось пару раз, но в целом все прошло удачно. У них у всех семьи, дети и никаких преференций перед государством нет. Даже не мечтают, что какая-нибудь страховая компания застрахует их жизни и здоровье: СВО — это форс-мажор. Каждая поездка — это риск, это титаническая работа по выбору маршрута, проводников, мест посещения и пребывания при условии, что там каждый час всё меняется. Многое приходится делать экспромтом, но здесь уже соображать надо быстро, а не рассуждать…

— Понимаешь, вроде многие оказывают помощь, хотя и не помощь это, а наша плата за то, что позволили уничтожить великую державу, на руинах которой вырос этот чертополох под названием Украина. И нередко так называемые волонтёры оказывают помощи на копейку, а крику на целковый: громче всех орут: «Вот он я! Это я купил «квадрик»! Это я отвёз тепловизор!» Не волонтёры это, а военные туристы: четверо или пятеро в «ларгусе» с пятью коробками кильки и на каждом по пять видеокамер… Пиарщики, они дальше Луганска редко выезжают, фото возле танка сделают, и вот эти герои всех войн едут открывать фонды… Не успеешь вернуться, а в городе пара-тройка новых фондов. И люди несут им, а куда это уйдёт, никому и не известно, это все на их совести. Тех, кому мы помогаем, порядка шести с половиной тысяч. Оренбуржье всегда было надежным тылом для фронта, для родины, ну а мы стараемся, не жалея сил, ответить на ZOV Родины, ведь слова «мама» и «Родина» — оба женского рода…

Андрей Терехов, позывной «Гюрза», и его товарищ Максим Александрович Митин, оренбургские казаки, люди вольные и души открытые, гуманитарщики, по зову души привезли целую фуру крайне необходимого на фронте. В конкретные подразделения привезли, адресно, с учётом потребностей. И не шумят об этом на каждом углу — добро оно тишины требует.

Славные мужики, сил и здоровья им.

Февраль

1

Витя Носов радуется как ребёнок, когда видит блокпост местных пацанов в Можниковке. Ветер полощет советский, российский и десантный флаги — значит, всё нормально, целый, не разобрали. Едва только притормозили, как словно горох рассыпали: зазвенели голоса весенней капелью:

— Дядя Витя приехал! Десантура! Разведчики!

Как на подбор конопатые и огненно-рыжие, одеты скудновато, но чисто и улыбаются во весь рот.

— Не-е-е, — улыбаясь, тянет Витя и веско поднимает палец вверх. — Не рыжие, а солнечные, солнцем поцелованные. Короче, солнышки.

Они здесь с начала лета: сперва соорудили шалаш с подаренным проезжавшими нашими бойцами красным флагом, а потом и российским, затем сложили укрытие из снарядных ящиков (какие-то ненастоящие хохлы: те всё в дом, а эти из дома), написали: «Казарма ВДВ». От этих слов Витя умилялся каждый раз: тронули они сердце старого десантника, и привёз он им сначала десантный флаг, потом тельники, Витя Меркулов подарил пару винтовок (макеты «мосинок», но как настоящие).

Останавливались проходящие колонны, дарили ребятам сухпайки, а те в ответ выносили вишни, сливы, яблоки. Местные сначала смотрели на детские забавы косо — как-никак, а русские оккупантами ступили на землю украинскую, но, когда через село легла асфальтированная дорога, взгляды их смягчились. Да и оккупанты какие-то странные: не грабят, не насилуют, продукты если и берут, то исключительно за плату, но всё чаще своим делятся. Дорога на селе — это артерия кровеносная, пульсирует день и ночь, по ней жизнь прокачивается, потому селяне знают ей цену и прямо-таки боготворят. Дядя Толя каждое утро выходит к дороге, простукивает своей палочкой, чуть ли не поглаживает и говорит, что за свои почти семь десятков лет впервые видит такую дорогу.

— Мы теперь все в голос твердим: «Спасибо, Россия!» Вот вернули вы наше село к жизни, а я уж думал, что при украинской власти оно совсем загнётся. Ну а пацаны на блокпосте раньше нас поняли, какой свет несёт Россия. Раньше всех поверили в вашу армию. Тут никакие агитки и комиссары не нужны: лучшая пропаганда — это вы. Вы та самая народная дипломатия, которая похлеще любой другой…

Однажды десантный флаг исчез. Витя допытывался у мальчишек, но те гнули взгляды вниз да вкось, отнекивались, пожимали плечами. Понятно: всё-таки боялись. Тогда бывший старшина, распахнув куртку и положив широченную ладонь на рукоять ножа, коротко распорядился:

— Передайте тому, кто взял флаг, если к моему возвращению он не будет на месте, — полсела вырежу.

На обратном пути из Луганска десантный флаг развевался над блокпостом. Спрашивать не стали, кто вернул: достаточно самого факта.

Саша припарковал «бусик», что дал нам Вадим Германович Радченко, на обочине, Витя вытащил коробки с конфетами и печеньем — традиция, мальчишки тут же обступили его, светясь радостью. Расспросил об обстановке в селе, об учёбе, кратко выслушал ответы по заданным в прошлый раз темам — учитель строгий, проверяет уроки досконально, несмотря на наше нетерпеливое: «Да поехали уже, Ушинский!», удовлетворённо хмыкнул: уже лучше, но всё равно на «отлично» чуть-чуть не дотягивают. Строго наказал поделиться с сестрёнкой гостинцами. Приобнял, на прощание пожал руки. И долго ещё стояли на обочине поцелованные солнышком юные можниковцы, махали руками и улыбались. Наша «народная дипломатия» давала свои плоды.

2

Комбат из мобилизованных, лет сорока, высок и крепок. Бывший подполковник полиции, два года как на пенсии, хорошая работа на гражданке, но пришла повестка — не стал «отмазываться». Сначала был рядовым, но через месяц ввиду отсутствия командиров и общей подготовки назначили сначала взводным, черед пару недель ротным, а теперь вот дали батальон. В подчинении все «мобики», мужики дух вольницы почувствовали, мозги никак в кучу не соберут — «отвязались» вне дома, от жён, свободу почувствовали, потому с дисциплиной не очень. Не все, конечно, есть опора.

Комбат привык к дисциплине и уважению закона, поэтому от бардака, разгильдяйства и глупости начальства шалеет.

Выкопали