Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, дорогие, так не пойдёт. Что ж, так и расстанемся? А интервью? Вы нас в плен взяли, без нас коллеги почитай два часа на передке шарятся, пока мы в тёмном подземелье чаи гоняли, теперь будьте добры поквитаться. Интервью хочу.
Командир засмеялся:
— Без начальства не могу. Счастливо оставаться!
8
Наши вернулись к вечеру. Витя сказал, что, узнав о нашем задержании, он было «дёрнулся», но комдив остановил:
— Это «вагнеры», с ними лучше не связываться. Положат всех и будут правы — их земля. Подождём.
Да и правда, что зря пылить — и сами всё разрулили. Знали бы, что за дорогой территория «оркестра», не полезли бы и так глупо не вляпались бы. Жалко, что интервью взять не удалось.
— А ты ещё полазь где не надо — наверняка случай поговорить с ними представится, — сдержанно и неодобрительно проворчал комдив.
А «вагнеры» оказались ребятами что надо. Дисциплина — блеск! Беспрекословное повиновение. Один боец собрался было дать телефон своей матери, чтобы мы позвонили и сообщили, что у него всё в порядке, но товарищи остановили: без разрешения командира — ни в коем случае. Профессионализм — на высшем уровне. И при конвоировании, и в подвале, и потом «личка» — все работали отменно, страхуя друг друга. А ещё чувствуется безмерное уважение к своим командирам.
9
Если Витя что задумал — танком не своротишь. На этот раз ему втемяшилось самолично вручить ребятам медали за спецоперацию, но только в окопах на передовой. Отговаривать, ссылаясь на опасность, — только подливать масло в огонь. День выдался на редкость мягким и даже душегрейным: солнце, выныривая из-за клубящихся облаков, раз за разом швыряло пригоршни тепла, напоминая о скорой весне, ветер где-то заплутал и не прорывался в городские развалины и даже снег, ещё не подтаивая, уже морозно не скрипел. Возле «тюльпана» суетились командиры, которым заместитель комбрига по вооружению что-то доказывал, размахивая руками и матерясь. Поодаль на утоптанном снегу внаброс лежали привезенные мины: разница в калибре с миномётом у одних на два миллиметра меньше, у других — на семь больше. Начарт клял производителей, тыловиков, а подвернувшемуся под горячую руку водителю установки Пашке отвесил затрещину.
Сцена, конечно, забавная и ставшая обыденной в последнее время: снарядный голод, сломанная техника, отсутствие каких-либо надежд усугублялись бездарностью командования, тупо посылавшего пехоту на укроповские укрепы[112] без артиллерийской поддержки, сваливая все беды на неточность стрельбы артиллеристов. И никому не было дела, что стволы в лучшем случае пятой категории и должны быть списаны еще лет пятнадцать назад, что порох негодный, потому и летят снаряды куда зря и всё мимо цели, густо пятная землю лунным ландшафтом.
Слушать всю эту надоевшую до оскомины лабуду желания не было. К тому же надо было успеть до сумерек вернуться обратно, поэтому комдив торопил. До передка оставалось километра полтора, когда он приказал «спешиться»: покинуть кузов «Урала» и дальше добираться на своих двоих. В блиндаже «Корд» молча щупал лесопосадку метрах в трёхстах — там были позиции укров, молоденький паренёк подбрасывал дрова в печурку, пятеро бойцов на корточках терли спинами стенку окопа. Эти пятеро — те самые награждаемые. Вообще-то их должно было быть семеро, но двое решили не возвращаться в дивизион: отпустили в отпуск на пару суток, но сдали у мужиков нервы.
— Один уже был с медалью «За отвагу» — воевал что надо, труса не праздновал, отличался храбростью, а здесь сломался. Пил беспробудно все дни, приехали забирать «невозвращенца», так он медаль выбросил в окно и кричит, что обратно не вернётся. Жаль мужика. — Комдиву неловко, но жизнь есть жизнь, ничего не поделаешь. — Второй тоже парень отчаянный, вот и представили, а оно вишь как. Мама его говорит, что пьёт и плачет, пьёт и плачет. Просила не забирать. Думаю, пройдёт, так что медаль пусть пока в штабе полежит.
Снимать блиндаж с пулемётом Витя запретил: а вдруг по виду посадки за амбразурой опознают позицию. А сам процесс награждения толком снять не удалось: окоп узкий, спина у бывшего старшины широченная, а Серёга с камерой позади него.
Обратно двинулись вдоль кромки поля с былками подсолнечника. Метров через триста упали первые мины, потом стали ложиться всё плотнее и плотнее. Почти километр где ползком, где перебежками, но выбрались из зоны обстрела. Вернулись засветло, усталые, взмокшие под брониками, но какие-то другие, словно обрели что-такое, чего нет у других. Словно эти разрывы содрали какую-то окалину и на белый свет смотришь уже иначе.
10
С Северодонецком придумал Женя Бакало. Ехал он в Лисичанск, но уговорил его завернуть к Наталье Ивановне — проведать одинокую и пожилую женщину, передать фрукты, выслушать. Порою именно выслушать в большей степени необходимо, нежели продукты доставить: духовное всё-таки превалирует над материальным, хоть и дедушка Маркс решительно против. Но немецкий еврей прагматичнее славянина, не ровня ему, потому и не понять ему непредсказуемую и мятущуюся славянскую душу.
Женя родил в Северодонецке идею Детского досугового центра патриотического воспитания и начал создавать его с нуля. Три десятка лет город, как и вся Украина, был лишён русской книги, русских фильмов, русского слова. Русская культура перекочевала в домашние библиотеки. Успело вырасти целое поколение, у которого стирали генетическую матрицу русскости. Теперь не потерять бы следующее, которому без помощи извне толком не разобраться в своей истории.
При въезде в город слева храмовый комплекс и кладбище, на котором целый ряд свежих крестов. Может быть, здесь лежат отцы и братья тех мальчишек и девчонок, которых мы взялись вернуть в русскость? Кем они вырастут? Мстителями? Или с ущербным осознанием побеждённых? Нет, они должны жить с убеждением, что произошёл страшный эксперимент над сознанием живущих на территории, называемой Украиной. Что требуется раскодировать тончайшую ткань сознания, чтобы они не воспринимали Россию врагом. Не только это надо сегодня, здесь и сейчас — нашим детям и внукам надо, потому что топорно сделанное в феврале будет еще долго аукаться в поколениях.
Женя пошёл в администрацию. Пошёл полпредом великой страны, уполномоченный… Белгородским отделением Союза писателей России и Союзом белгородских литераторов. Да, самодеятельность. Да, кустарщина, но мы это делаем! Привезли книги, художественные и мультипликационные советские (!) фильмы, настольные игры. А ещё привезли веру, что теперь они не одни.
11
Всегда коробили эти обязательные снимки с гуманитаркой — обязательная раздача под объектив камеры, обязательные слова благодарности, обязательный перечень переданного. А ещё закрытые лица бойцов. Своего лица никогда не скрывал, как