― Жестокий. Одержимый. ― Бенедикт откинулся на спинку стула. Он покрутил янтарную жидкость в своем бокале. ― Я слышал о недавних вспышках кровавой ярости и жажды крови.

― Мама преувеличивает, ― сказал я.

― А Беллами? ― серьезно спросил он. ― Неудивительно, что ходят слухи о том, что ты больше не ищешь невесту.

― Я никогда этого не делал, ― с горечью сказал я. Этот вечер превращался в худшую семейную встречу.

― А такими темпами ты никогда не будешь. ― Себастьян погрузил палец в горлышко бутылки и перевернул ее. Вытащив палец, он вытер кровь, оставшуюся на его шее после нашей ссоры. Раны уже затянулись. Никаких повреждений не было, и он, похоже, не сердился на меня.

Я просто не мог понять, почему.

― Что происходит? ― спросил Бенедикт. ― Что такого особенного в этой девушке?

Я подался вперед и устремил на них испепеляющий взгляд.

― Если я скажу вам, вы никому не сможете рассказать. Ни маме, ни папе. Даже Лисандру или Торену. ― Меньше всего мне хотелось, чтобы мои братья были вовлечены в эту историю.

― Твой секрет…

― Мне нужно, чтобы ты пообещал. ― Я провел ногтем по ладони. На месте ногтя выступила кровь, и я протянул руку.

― Серьезно? Клятва на крови? ― Себастьян засмеялся, но замолчал, когда я перевел на него яростный взгляд.

― Отлично! Снимаю перчатки.

Он снял их и повторил то, что сделал я. Протянув руку, он пожал мою.

― Я клянусь никогда никому не говорить, что ты сумасшедший, потому что ты мой брат, и я люблю тебя ― даже несмотря на то, что ты пытался меня убить.

― Я тоже тебя люблю, ― сказал хрипло. ― И мне жаль, что я пытался убить тебя.

Себастьян пожал плечами.

― Бывает.

Бенедикт молча наблюдал за происходящим. Я смотрел на него и ждал. Себастьян мог жаловаться на то, что его просят дать клятву на крови, но он всегда соглашался. Бенедикт был более осторожен с секретами, которые он соглашался хранить. Клятва на крови была для него тяжелым решением. Ему должно быть интересно, что за тайну я хранил, которая потребовала от меня такой крайней меры.

Наконец он встал и снял перчатки из телячьей кожи. Мгновение спустя он произнес клятву.

― Я унесу твою тайну в могилу.

Я вздохнул с облегчением. Они ждали с нетерпением.

― Тея — девственница, ― сказал я, стараясь не потерять самообладания.

― Не ожидал, что ты это скажешь, ― признался Себастьян, едва сдерживая смех.

Бенедикту было не до смеха.

― О чем, черт возьми, ты думаешь? Вот почему ты практически отрываешь людям головы за упоминание о ней? Девственницы и жажда крови не сочетаются, придурок.

― Спасибо, ― сухо сказал я. ― А я не заметил.

― Серьезно, Джулиан. Ты должен отпустить ее, пока не стало слишком поздно.

― Я не могу. Она знает о нашем мире, и она уже привлекла к себе внимание. Это будет небезопасно для нее. ― Это было самое разумное оправдание для того, чтобы оставить ее со мной.

― Сотри ей память, купи небольшую крепость в глуши и двигайся дальше. Ты же не хочешь привязывать к себе человека.

― Я вынужден согласиться, ― вмешался Себастьян. ― Это некрасиво.

― Она хоть знает, что произойдет, если ты поддашься похоти и переспишь с ней?

― Она знает. Она уже ходила с Жаклин по магазинам.

Они оба уставились на меня.

― Она ходит по магазинам с Жаклин? Неудивительно, что половина вампиров в Париже считает, что ты в двух шагах от алтаря. ― Бенедикт встал и начал расхаживать по комнате. ― Как она отреагировала, когда узнала?

― Не очень хорошо. ― Было неприятно признавать это. ― Я же не хочу привязывать ее к себе.

― И она не хочет быть привязанной, ― услужливо подсказал Себастьян. ― На это идут только сумасшедшие.

― Есть кое-что еще, ― медленно сказал я. Мои братья остановились и уставились на меня.

― По крайней мере, мы точно знаем, что она не беременна, ― пробормотал Себастьян.

Бенедикт продолжал, не обращая на него внимания:

― Что может быть хуже, чем вступить в связь с девственницей?

― Это то, что сказала Жаклин. ― Я колебался, но не мог игнорировать то, что уже успел собрать воедино. ― В Тее есть что-то еще.

― Это жажда крови говорит, ― сказал Бенедикт, но я покачал головой.

― Нет, я серьезно. Я не могу ей лгать. Я не могу ее принудить.

― Это невозможно, ― мягко сказал Себастьян. ― Может быть, у тебя просто был неудачный день?

― Я не раз пытался, ― с горечью сказал я. ― Я знаю ее всего неделю, но если бы кто-то из вас попытался встать между нами, я бы оторвал вам голову.

Бенедикт выругался под нос.

― Ты не можешь думать…

― Она моя пара, ― пробормотал я. С моих плеч свалилась тяжесть. Последние двадцать четыре часа я убеждал себя в обратном. Я не мог лгать Тее, но мог лгать себе. Теперь я это знал. Так же точно, как я знал, что Жаклин права.

Тея была моей парой.

На какую-то долю секунды внутри меня зародилась радость ― теплая, многообещающая, полная надежд. Но так же быстро на смену ей пришел ужас.

― Нет, ― сказал Себастьян. ― Спаривание ― это миф. Я не знаю никого, кто бы действительно спарился.

― Она не может быть твоей парой, ― тихо сказал Бенедикт. ― Пока нет. Нет, если ты еще не…

― Я знаю. ― Мой голос звучал пусто, как будто исходил не из моего собственного горла, а откуда-то издалека. Была одна загвоздка. Мы все знали сказочные истории о спаривании, и мы все знали, как скрепляется связь.

― Черт, ― простонал Себастьян. ― Надо было взять с собой побольше виски.

― Где она сегодня? ― спросил Бенедикт. Я знал, о чем он думает. Он хотел сам увидеть нас вместе. Он никогда не был большим поклонником Жаклин. Вероятно, он думал, что она вкладывает в мою голову какие-то глупые идеи.

― Salon Du Rouge, ― сказал я, чувствуя зарождающуюся головную боль. Из-за постоянного подавления жажды крови и недавней вспышки кровавой ярости мне нужно было что-то покрепче виски.

― Что? ― Себастьян повернулся ко мне