Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но как-та это нечестно-та! — возмутилась Розмари.
Элмерик испугался, как бы девушка не решилась вступиться за приятеля не только словом, но и делом.
— Тише, — шикнула на неё Келликейт. — До темноты всё же лучше, чем до завтрашней ночи.
— Чем это лучше-та?
— Тем, что завтра никогда не наступает. До завтрашней ночи значило бы «навсегда». Я ведь права?
Медб, коротко кивнув, обратилась к Лисандру:
— Вот видишь? Она догадалась, а ты — нет. Не такие уж они и никчёмные. По крайней мере, некоторые из них, — и добавила, повернувшись уже к Каллахану: — Не смотри так, будто хочешь убить меня взглядом, Сокол. Во-первых, всё равно не сможешь. А во-вторых, не по чести мне враждовать с твоими малышами. Но дерзость нельзя спускать с рук.
— Да будет так, — сказал наставник после небольшого раздумья.
Джеримэйн злобно сверкнул глазами в его сторону — видимо, ждал от командира совсем других слов. На его левом локте вмиг повисла Розмари, а Орсон придержал за правый. Но в этом не было необходимости — Джерри был не настолько туп, чтобы набрасываться с кулаками на эльфийскую королеву.
А Медб тем временем приметила новую жертву.
— Кого я вижу! Здравствуй, Мартин Мэй! Сколько лет, сколько зим. Не надумал ещё пойти ко мне в рыцари? Место ждёт. Можешь даже взять с собой своего мрачного дружка — в моих владениях места на всех хватит.
— Ты знаешь мой ответ. Зачем же снова спрашиваешь? — пожал плечами Мартин.
— И буду спрашивать, сколько потребуется, — Медб улыбалась, но взгляд её был холоден; в его глубине крылся затаённый гнев. — Пожалуй, сегодня ещё раз спрошу, когда обстоятельства изменятся.
— С чего бы им измениться? — нахмурился Мартин.
— Потому что вскоре изменится всё.
От этих слов у Элмерика по спине пробежали мурашки: что бы ни имела в виду Медб, это была не пустая угроза.
Вдруг во Вратах снова закружилось туманное облако, и в белом дыму возник силуэт человека… нет, у людей не бывает рогов. Элмерик судорожно сглотнул. Он помнил, что рогатыми чудищами легенды часто описывали фоморов. Неужели началось? Лисандр, всё ещё лежавший связанным на земле, усмехнулся:
— Ты не представляешь, насколько ты права, королева…
— Нет, дурноглазый, это ты не представляешь, — Медб не удостоила пленника даже взглядом, всё её внимание было приковано к Вратам.
Ещё миг — и в рогатого полетели бы смертоносные заклятия и стрелы. Но тут неожиданно вмешался Браннан.
— Стойте! Это не враг.
— Ну это уж кому как, — возразил рыцарь Сентября, опуская, впрочем, ладонь с почти готовым огненным заклинанием. — Здесь сегодня что, вечеринка? А почему меня не предупредили? Я бы тоже приготовил какой-нибудь приятный сюрприз.
Новоприбывший тем временем вышел из тумана на свет. Это был, без сомнений, эльф — с острыми ушами и светлыми, с медовым оттенком, волосами. Никаких рогов у него не было, но за них легко было принять необычный лук, висящий за его спиной. Тот был сплошь оплетён зелёными листьями, а наверху раздваивался, выпустив новую ветку с молодой корой. Лицо эльфа показалось Элмерику смутно знакомым, он присмотрелся получше — и догадался, почему мастер Шон так разгневался. Он явно не нуждался в напоминании, что другой эльф носит его лицо, как своё собственное. Значит, это был Эйвеон — четвёртый принц Неблагого двора, лучший друг Браннана и одна из причин его раздора с Каллаханом и Шоном.
— Простите за вторжение, — Эйвеон, казалось, не ожидал столь пристального внимания. — Я не хотел ни во что вмешиваться. Просто следовал за Медб по приказу своего короля.
Он поднял руки и показал всем пустые ладони в знак того, что не замышляет ничего дурного. Соколы опустили оружие.
— Так и есть, — подтвердил Браннан. — Не мог же я оставить двор без присмотра. Уверен, что Медб, прознав о моей отлучке, не преминула бы этим воспользоваться. Я ожидал, что её свита отправится охотиться в мои владения, поэтому велел Эйвеону не позволять им разорять мой лес.
— Ну да, ведь это только королю Брэннану позволено охотиться в чужих угодьях! — фыркнула Медб. — Но ты просчитался, дорогой. Этим вечером меня интересуют совсем другие забавы… А у вас, выходит, вся семья теперь в сборе? Мило.
Эйвеон, поняв, что опасность миновала, поклонился королям, пожелал собравшимся доброй охоты и, избегая встречаться взглядом с Шоном, встал за правым плечом своего сюзерена.
Олнуэн, всё это время стоявшая с безучастным лицом, заслышав голос названого брата, просияла и даже шагнула вперёд, словно намереваясь броситься к нему в объятия, но опомнилась, наградив Эйвеона коротким кивком. Другие не удостоились и этого. Но эльф всё равно расстроился из-за такого холодного приёма. Элмерик заметил, как вытянулось его лицо. Вернее, не его. Чужое. Это было очевидно настолько же, насколько неуместно. Принц Эйвеон предпочитал краски осени: в его одеждах встречались все её цвета — от буровато зелёного до алого и винного. Волосы украшали пряди, окрашенные под лисий мех. Верхняя половина лица — его собственная — имела тёплый оттенок кожи. Светлые брови, ореховые глаза, широкая переносица — всё это плохо сочеталось с чертами нижней половины: острыми скулами и подбородком, бледной кожей… Элмерик поёжился: неужели с точки зрения старшего народа в этом вопиющем подлоге было больше красоты, чем в честных шрамах, полученных в бою? До чего же странные существа эти эльфы.
Но в следующий миг все мысли покинули его голову, потому что раздался ужасающий треск. Стоячие камни раскололись надвое. Врата распахнулись, чтобы больше не закрыться.
Бард был бы рад появлению обычных тварей — с ними было понятно, что делать. Но из прохода один за другим выходили совсем другие существа — фоморы. Злобные и опасные, похожие на морок, прежде созданный Лисандром. Здоровенные — выше,