защиту, для входа на территорию земной поверхности. Наш караван плыл по небу, низко над Землёй, создавая помехи для радаров. Недалеко от Астрахани была выбрана база, для сбора подводных лодок, здесь же были построены боксы для всего того, что не пригодилось бы нам в походе, но может полезным быть для ремонтов. База была замаскирована под воинский склад, охраняемый роботами. В районе подводных скал, в четырнадцати километрах от Астрахани, был построен базовый наблюдательный пункт для Ундины и её штаба, он был выполнен из металла и стекла, уходил на десять метров в глубину, над поверхностью воды было два этажа. С применением технологий волшебной страны, доработанных на Рузе, это сооружение было невидимым для людей и приборов. Это место было указано на всех морских картах Каспия. Только сумасшедший мог направить своё судно на подводные скалы. А нам необходимо было сопровождать маленький скутер Ундины, на своей подводной лодке, именно в этот квадрат моря. Команды на всех субмаринах были поделены на пятёрки, в нашей подводной лодке, кроме меня с сыном, был один Гандза и два бронированных чудовища, похожих на морские огурцы. Я уже подзабыл некоторые уроки академии, честно, не знаю даже с какой планеты они попали на нашу подводную лодку. Командиром судна был Гандза, до экспедиции он преподавал в гимназии ботанику. Не знаю, чем руководствовалась комиссия при отборе, но командир и в жизни был полным ботаником. Если бы я тогда знал, как поможет ботаник экспедиции, всё-таки она была больше научной, а не военной. Огурцы оказались вполне компанейскими ребятами, они у нас выполняли функцию внешней разведки, а по вечерам травили анекдоты. Мы быстро привыкли друг к другу, общались между собой в ментале, редко переходили на волшебный язык, чтобы размять голосовые связки и не забыть, как звучат слова. Когда работаешь в команде, на подводной лодке, невозможно утаить свои мысли, мы были максимально открыты друг для друга. Руководителя экспедиции мы доставили в тайный штаб без происшествий. Я узнал, что из этого невидимого сооружения, можно было связаться с советом государств и практически с любой из стран содружества, только я не мог понять, как реализовали эту связь, тем более она была обоюдная и без запаздывания, то есть, разговор вёлся, на баснословно далёких расстояниях, в режиме единого времени. Это было сложнее, чем с транспортировкой материи. «Ботаник» влез в мои мысли, стараясь объяснить: – Представь себе нить между мною и тобой. Если ты дёрнешь за конец нити, я увижу твоё движение?

– Несомненно, ведь другой конец нити у тебя.

– Правильно. Это случится сразу, то есть, ты передашь мне информацию, что ты жив. Этим методом на Земле пользуются водолазы. А теперь представь луч, между разными мирами, по этому лучу и проводится мгновенная связь, а принцип действия у неё такой же, как у сигнализации водолазов. Только техническое исполнение другое, любое возмущение в начале луча, немедленно отражается в его конце.

– Ну, у луча света тоже есть время?

– А, кто тебе сказал, Гристарх, что это световой луч?

Я уже в технологию не стал вникать, «Ботаник» мне объяснил главное – как это работает. Сборка подводных лодок шла к концу, все они были разделены между экипажами. Каждый экипаж был отдельной единицей нашей поисковой экспедиции, но по распоряжению Ундины, все лодки были пронумерованы и нас поделили на десятки. У каждого десятка был свой командир. Всю карту Каспийского моря разбили на квадраты. Началась наша основная работа, погрузилась сразу вся флотилия, каждый десяток подводных лодок устремился к своему квадрату. Мы знали, что требовалось искать и как, только не знали где. Усложняло нашу работу ещё то, что море было сильно загрязнено. Чего здесь только не было – вся химическая система элементов. Я никогда не думал, что море так отравлено, его единственная кровеносная артерия – Волга, несла в своём течении столько мусора, что море просто не справлялось с его переработкой. Жаль, очень жаль, что люди относятся так к своей экологии! Но у нас была другая задача, и мы продолжали поиск, отмечая на картах подводного рельефа все мельчайшие шероховатости. Мы, не смотря на плохую освещённость постоянно вели съёмку дна, зная, что через неделю, всё поменяется. Древние говорили: нельзя в одну реку войти дважды, так и в Каспийском море – оно, как живое, каждый день наводило макияж, а за счёт своей небольшой глубины, после каждого шторма меняло лицо своего дна. Первым неожиданным открытием было, что в закрытом море-озере были свои течения, которые не понятно по каким принципам работали и постоянно меняли скорость и направление. Иногда эти течения были настолько сильными, что приходилось постоянно корректировать курс подводной лодки. Поначалу нам казалось, что мы нашли реку, и не трогая рули, не включая двигатель, просто плыли по течению. Но море играло с нами. Течение обрывалось, лодка останавливалась, а через время, её могло унести в любую сторону. К этому морю было тяжело привыкнуть. Оно иногда приносило такие сюрпризы… Мы уже неделю бороздим один и тот же квадрат, казалось, что всё знаем про его причуды. Я заснул, вскоре ко мне присоединилась большая часть команды, зрелище одного и того же пейзажа морского дна, утомляет не хуже трудоёмкой физической работы. «Ботаник» посадил лодку на дно и дал возможность отдохнуть команде. С утра, мы планировали перейти в другой квадрат. Только у нас ничего не получилось, утром мы проснулись на острове, во множестве прогретых луж плавали головастики и вся морская мелочь. Лягушки в море не водятся, но судя по лужам, ночью, наверное, прошёл дождь, а морскую воду отогнало ветром. Так мы впервые встретились с Моряной. Моряна – это самый сильный и неприятный ветер на Каспии, он дует с моря на берег, выбрасывая всю морскую грязь вместе с водой. После Моряны весь берег Каспия покрыт мазутом в переплетении с песком и морской травой, по всему побережью раскиданы трупы испачканных нефтью чаек и задохнувшихся от деятельности человека, нерп. Всё это гниет и распространяет трупный запах. «Ботаник» вышел из подводной лодки, решил обследовать возникший, среди моря, остров. За командиром потянулись остальные – я с Сарматом.

– А вы знаете, на этом острове даже есть переходная растительность.

Нам это ни о чём не говорило.

– А, ещё, здесь много пустот, в которых прячутся лягушки и ящерицы-амфибии. Здесь даже есть ясли для черепах, правда самих животных я не видел, но полно скорлупы, от их яиц.

Мы с Сарматом смотрели друг на друга, как два барана.