– В общем, – слова давались Каспию с трудом, – какое-то время по Мунсайду ползли слухи, что истинный наследник – Вольфганг.

Я вздернула брови.

– Да, звучит как бред, но кто-то в это действительно верил, и среди них была Криста.

Еще один низкий демон, который захотел протекции Лавстейнов.

– Но это не отменяет демонической физиологии, – намекнула я Каспию.

– Да, но… кое-кто может это изменить.

В голове тут же всплыли культы плодородия и семьи. Обратиться с проблемой бесплодия можно было даже к ведьмам, но вряд ли им хватило бы сил изменить натуру суккуба.

– Лилит, – ответил на мой немой вопрос Каспий, и я ударила по столу от досады, что сама не догадалась.

Лилит. Темная мать. Возможно, одна из самых сильных женщин-демонов, которая была заперта в доме вместе с Асмодеем и Самаэлем. Прародительница всех демонов пошла против закона и попала в заточение, чтобы появился Каспий. Вот только зачем?

Догадка пришла в голову неожиданно, будто резкий удар по затылку.

– Ты моя замена?

Каспий оскалился и пожал плечами. Уоррен все-таки был прав отчасти.

– Полукровка. Демон и Лавстейн в одной оболочке. Это была идея Трикстера.

– Но Трикстер должен был знать, что Вольфганг – бастард! А-а-а, опять обманул.

– Не совсем. Он рассчитывал, что кровь, близкая к наследнику, сможет помочь, но нет, из меня не вышел новый адепт.

– Если бы удалось, ты стал бы не адептом… А королем. Единоправным.

Во взгляде Каспия явно читалось все, что он думал по этому поводу, и у меня даже немного отлегло от сердца.

Я поняла еще кое-что. Если бы у них получилось, если бы Вольфганг был истинным Лавстейном, меня бы не было в живых.

– Сколько тебе лет? – неожиданно вспомнила я. Вольфганг был старше меня на десять лет. Каспий должен был быть младше меня на шесть минимум.

– Намного меньше, чем выгляжу. Я быстро вырос. Слишком.

Сила досталась бы мне как первенцу. Когда брат шел против брата, что случалось нередко в нашей семье, это сопровождалось стихийным бедствием или иной катастрофой, почти всегда сильным скачком магии.

И Вольфганг, наверное, знал это.

– Ты… общался с моим братом? – выдавила я из себя и заметила, как Каспий сжался.

– Я видел его три раза за всю жизнь. – В его голосе смешались грусть и злоба. – Криста держала меня подальше. Да и он не горел желанием.

– Была обижена за обман?

– Она не хотела ребенка, это противоречит нашей природе, она мечтала о безбедной жизни. Тем более что такое сильное заклятье не может пройти незаметно. – Он постучал по виску, явно намекая на то, что я заметила лишь вскользь: отпечаток безумия, таившийся в Кристе за ее красотой.

Еще день назад я могла взять Каспия за руку или хотя бы положить ладонь ему на плечо. Но сейчас я неподвижно сидела и наблюдала за ним, готовая в любой момент отвести взгляд.

– Мне нужно собираться.

Забавно. Наше родство отдалило нас друг от друга.

– Повеселись там за меня тоже. – Каспий попытался ободряюще улыбнуться и скрыть тоску. Его ждали адские гончие, суд и, скорее всего, заточение. Что ждало меня? Выпускной, одноклассники, фотографии, цветочки, воздушные шарики, разговоры о будущем, которое меня никогда не коснется.

Его тюрьма – этот дом. Моя тюрьма – весь город, который пытался меня сожрать.

Кави

Чутье вело его сюда. Даже не чутье, а жажда, переросшая в маниакальное нездоровое желание. Так наркоман рылся в целлофановом пакетике в поисках последних ничтожных крошек белого порошка. Он прекрасно знал это чувство, когда необходимость была сильнее отвращения к себе.

Но в этот раз все оказалось в сто крат хуже. Истинная ломка, не только ментальная, но и физическая. Ничто, подсовываемое ему Дин, не могло заглушить это. Напротив, жажда становилась ярче, и долгое время он не мог понять, чего именно ему не хватало. А когда понял, то открещивался от этой мысли и прятал ее как можно глубже.

Сейчас он в исступлении брел к ее дому, даже не зная дороги, доверившись интуиции.

Особняк будто восстал из кладовой воспоминаний. Весь его мозг пропитался стойким ощущением дежавю.

Он не вышел на главную дорожку прямо к крыльцу, а остановился у корявой ивы, спрятавшись за стволом. Чего он ждал? Зачем?

Заметив ее макушку, мелькнувшую на пару секунд в окне на первом этаже, он в полной мере ощутил облегчение. Будто бы ошейник, стягивавший шею, наконец ослабел.

Но стоило ей выбежать на порог, как легкость сменилась тревожным напряжением и тяжелым стуком сердца.

Со счастливой улыбкой она выскочила на крыльцо, а подол длинного платья стелился за ней по земле.

Белое плотное кружево и ситец, рукава в три четверти, длинная юбка. Цвет молока с медом, невинности. Цветы в аккуратных локонах, кожа без кровоподтеков и веснушек.

Весь ее облик был воплощением всего недостижимого: чистого, непорочного и искреннего. Все это будто издевалось над ним.

Она напоминала невесту из давних времен, когда девушки даже не догадывались, что ждало их за порогом семейного дома.

И хотя он знал, что на ее жизнь выпало много горести, но одна все-таки обошла стороной.

Вдруг она заметила его, и ее улыбка померкла, а глаза не моргая глядели на него в упор.

Он чувствовал ее обиду, может, ненависть и разочарование. Что-то настолько болезненное и острое, что он отступил назад, надеясь сбежать.

Девочка в белом платье с воинственным лицом сделала глубокий вдох, прежде чем сбежать по ступеням вниз. Она шла к нему решительно, пока между ними не осталось пары метров. В каждом ее шаге кипела злость, и он не понимал, чем провинился. А еще он видел, как тряслись ее тонкие пальцы и предательски блестели глаза. Он видел, как ей больно.

А затем она толкнула его в плечо, слабо, но со злостью. Он стоял истуканом, не понимая, что происходит.

Еще один толчок, и она сделала шаг назад, кусая губы и лихорадочно шепча:

– Мне надо на тебя злиться… Надо… но не могу.

Цветок выбился из прически, девочка в белом прикрыла рот рукой, чтобы не заплакать.

Он осторожно поправил ей прическу, а она замерла, уставившись на него тяжелым взглядом.

– Ты очень красивая, – глупо произнес он.

Девушка стыдливо опустила взгляд. Он чувствовал себя ребенком, глупым и неспособным выразить мысль, понять, что этому человеку он не нужен. Или наоборот? Но это было неважно. Потому что девочка в белом буквально бросилась на него, крепко прижавшись к груди. Никогда и никто с ним такое не делал, никогда не держал так сильно.