двенадцати праведных мужей, неизвестных даже друг другу. Она не может себе представить, признает ММ с краткой усмешкой, что иудеи имели в виду наше Управление, – хотя вполне способна помыслить, что наш уважаемый израильский аналог Моссад держит эту древнюю иудейскую традицию в уме! Но соблазнительно думать, будто Дугалд Тейлор был одним из этих двенадцати, – она надеется, патриархи позволят ей сказать людей, а не мужей, – и продолжение мира после его смерти станет гораздо более шатким, пока его место не займет другой. Она уверенно оглядывает зал. Непубличные успехи, непубличные поражения, непубличные признания заслуг, непубличные панегирики – они свойственны здешним краям, будь сотрудник ныне активен, будь он консультантом или на пенсии. И вот поразительно для человека, никогда не интересовавшегося или не тронутого литературой, она вспоминает голодаря Франца Кафки, «единственного удовлетворенного свидетеля голодовки»[167]: лишь сам Дугалд Тейлор, осмелится сказать она, знал всю историю несомых им служб. Однако ему и нам повезло больше, чем герою Кафки, по причине друг друга: мир едва ли способен оценить то, что мы ради него делаем; мы сами, возможно, никогда не узнаем полную историю друг друга. Но известно нам достаточно для того, чтобы оплакивать потерю отдельного Джона Артура Пейсли, отдельного Манфреда Тёрнера, отдельного Дугалда Тейлора.

Фенвику на ум приходит слово «формикация», долженствующее означать еблю муравьями, но не означает, когда Мэрилин Марш возвращается на свое место с ним рядом, порозовев от собственной риторики. Вся кожа у него зудит от неловкости, злости, скорби и прочей печали. Ему ужасно недостает Сьюзен; интересно, как у нее там все обстоит. Он скорбит по дорогому Дугалду; по Манфреду. Собравшиеся сидят тихо, пока от пустой теперь кафедры раздается переложение арии сопрано «Шафе кённен зихер вайден» из «Ягдкантаты» Баха для английского рожка и флейты: «Овцы пусть пасутся мирно, там где Пастырь добрый бдит», прекрасней мелодии и не сочиняли никогда. Слишком уж очевидная ирония, размышляет Фенн, чтобы Дуг Тейлор сам выбрал ее для своей поминальной службы, но так трогательно тем не менее, – особенно это смелое исполнение одиноким дуэтом, – что он не может сдержать слез.

Флейта умолкает; Фенвик высмаркивается в носовой платок, достав его из кармана; собравшиеся расходятся. Несколько человек останавливаются поздороваться приглушенными голосами и пожать Фенну руку, как будто служба была по Манфреду, а не только по Дугалду (если по Манфреду она вообще была, Фенвика ни оповещали, ни приглашали). Пусть даже никто особо и не сердечен, но никто и не неучтив. Как только выпадает возможность, Фенн просит Маркуса Хенри организовать его транспортировку обратно на Союзный вокзал.

Нам действительно необходимо сначала вместе пообедать, отвечает Маркус Хенри, на самом деле беря его по-товарищески под локоток и отводя на несколько конфиденциальных шагов от выходящих. У другого его локтя – Мэрилин Марш. Фенн тихо выплевывает: Никаких подкатов, бога ради! Разумеется, это подкат, уравновешенно отвечает Мэрилин Марш, на который ты совершенно волен ответить отказом. Мы всегда подкатываем; мы вынуждены подкатывать. Считай это продолжением своей беседы с Дугом на прошлой неделе в «Космосе». Маркус Хенри понуждает: Можем поесть вместе, а потом поговорить отдельно, если предпочитаешь. Это одна из причин того, почему мы тебя сюда пригласили. У меня вечерний самолет обратно в Бостон, говорит Мэрилин Марш, а до него ничего существенного. Фенвик ворчит: Так улетай пораньше. Ты обижен, правда. Конечно, обижен. Ну а я нет. Вот и зря.

Маркус Хенри говорит: Я просто откланяюсь, с вашего позволения, пока вы, голубки́, тут все не обсудите. Вы совершаете ошибку, не желая нас выслушать, Фенвик. Вот как? У меня тоже масса причин обижаться: ваш «КУДОВ» нисколько не помог моей вербовочной работе. Но хотите верьте, хотите нет, а страна все-таки превыше всего.

Херня это, Марк, произносит Фенн: превыше всего Компания.

Хотите верьте, хотите нет, повторяет Маркус Хенри, но эти двое не всегда на ножах. Мы знаем, кто вы и что о нас думаете; однако мы готовы сделать к вам милый подкат.

Не стоит и говорить, произносит Мэрилин Марш, что ты можешь ответить нет.

Фенн отвечает: Нет. Теперь они стоят одни в углу аудитории. В другом углу наискось от них адъютант снимает с магнитофона бобины. Маркус Хенри с намеком произносит: Манфред? Гас Тёрнер?

С яростной рассудительностью Фенвик говорит: Меня удовлетворяет, что мой брат и его сын оба мертвы.

Маркус Хенри спрашивает: И на этом весь ваш интерес к ним?

Фенн задумывается. Да.

Мэрилин Марш пожимает плечами и говорит Маркусу Хенри, что в таком случае она снова отправится на о. Ки и кое с чем там закончит до своего вылета. Маркус Хенри велит ей лететь вертушкой прямо с БАРАТАРИИ в Вашингтонский национальный, если времени будет в обрез. Сперва пообедаем?

Конечно. Они отходят прочь, переговариваясь. Маркус Хенри бросает через плечо, что мисс Эндерсон вернет Фенна на Союзный вокзал и заберет у него пропуск. Если он не передумает насчет обеда?

Наживка, наживка, вне всяких сомнений наживка; но наживка хорошая. Фенвик раздраженно осведомляется: Что такое остров Ки? Мэрилин Марш склабится, делает шаг в его-правлении, протягивает руку. Обед?

Выясняется, что секретарша Шёрли приносит заказанные ими обеды Маркусу Хенри в кабинет, предположительно – по причинам конфиденциальности: сэндвичи со смитфилдской ветчиной и чай со льдом в банках. Кабинет у бывшего сослуживца Фенна больше, чем был раньше: как учтивый управленец, Маркус Хенри садится не за свой стол, а за круглый кофейный столик вместе со своими гостями. Они с Мэрилин Марш всего не рассказывают, но кое-что удивительное все же говорят: больше, решает Фенн, чем рассказали бы, если б не были готовы к тому, что он сольет доверенное ему – быть может, чтобы заинтересовать возможных новых рекрутов? Маркус Хенри, узнает он, как о том и упоминал Дугалд, теперь осуществляет общее руководство вербовкой в Управление, надзирает за филиальными вербовщиками в конторский, ремонтный и прочие вспомогательные штаты, в Младшие Сотрудники-Стажеры и тому подобное. У Мэрилин Марш зон ответственности не одна, а две, и обе значительны: уже несколько лет она помогает базе в Новой Англии с вербовкой – агентами, не сотрудниками – иностранных студентов, особенно с Ближнего Востока. После Иранской революции и захвата посольства нашего правительства в Тегеране воинствующей толпой эта деятельность стала и важнее, и легче: немногие САВАКи, расквартированные в этой стране, предпочли вернуться домой, когда правительство Шаха скинули.

В этом качестве Мэрилин Марш действует из легитимной межуниверситетской организации, предлагающей помощь иностранным студентам в Кембридже, и лишь опосредованно подчиняется Маркусу Хенри. Но за последние