Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кармен Б. Секлер, как всегда, понимает. У Бабули на глазах слезы: она так долго говорила себе: Сьюзен приезжает, Сьюзен приезжает, – а теперь так скоро Сьюзен уезжает. Сью целует ее, мы все целуем друг дружку, Фенн целует Иствуда Хо и Думитру, Эдгара Аллана Хо, Си. Оба мальчишки скорбно льнут к Сьюзен, пока та не обещает им, что им тоже можно поехать. Потребуется две машины, говорит Кармен, но какого хера. Прошу прощенья, Хава.
Не потребуется. Сью вновь практичный логистик, никогда не ошибается. Если мы все не поедем, наши пожитки вместятся в багажник «мерседеса» и на половину заднего сиденья. Вы с Фенном и Эдгаром можете сесть спереди, а мы с Си – сзади. Думай-Трюк и Иствуд Хо присмотрят за лавочкой, а Мимс отвезет домой Бабулю. Ты не против, Ма? Мимси? Те не против. Иствуд? Умище?
Умище, ворчит Кармен. Господи, Шуши.
Мы включаемся, таскаем матросские мешки, коробки и развешанную на плечиках одежду в чехлах, включая новую, купленную для Сьюзен, из «Лёманна». Снова поцелуи. Мириам обещает привезти мальчишек на о. Уай, как только мы там обоснуемся. Финальный хлопок по попе от Умища; Кармен Б. Секлер говорит: Хватит уже по жопам хлопать. Вмещаемся, как и обещано; остается место даже для двух пятидесятифунтовых глыб льда во вместительных сумках; но нам предстоит множество шлюпочных перегонов в темноте от причала до якорной стоянки.
Не обязательно, говорит Сьюзен. Сегодня вечером оставим все, кроме еды и одного мешка, в лодочной станции, а после завтрака поставим «Поки» к причалу на погрузку.
Поскольку остров Гибсон – это остров Гибсон, Фенвик в таком развитии событий сомневается. Но она опять права. Кармен Б. Секлер повторно чарует Фреда, таможенного часового; Сьюзен чарует Хенри, управляющего лодочной станцией. Раз стоит субботний вечер и в клубе степенный дым коромыслом, Хенри не желает, чтоб мы таскали свои вещмешки через салон лодочной станции, но нас пускают через заднюю погрузочную дверь в угол его кабинета. Не удается пристроить только то, что развешано на плечиках под чехлами. Эти висяки нам просто придется взять с собой, острит Сью. Фенн с восхищением произносит: Сегодня определенно твой вечер.
Время близится к полуночи, но погода приятная. Все мы немного стоим на причале, Эдгар Хо подскакивает у Сью на руках и безмятежно жует американский флажок. Если б не наша усталость и суета с погрузкой и складированием такого количества вещей в потемках, нас бы весьма подмывало выйти в море, пользуясь призраком поднимающегося зюйда. Однако мы слегка измотаны, нервничаем и, по правде говоря, даже прогноза погоды не слышали. Из лодочной станции на пристань тянет записи танцевальной музыки, которая старше Сьюзен Секлер: «Серенада рассвета» Гленна Миллера, «Опус один» Томми Дорси. Кое-какая яхтенная публика выпивает на сон грядущий у себя на борту: мы видим кончики горящих сигарет и слышим светский треп из рубок судов на якоре в темной гавани. Фенн и Си находят нашу шлюпку и спускают ее на воду, привязывают к причалу. Си мы обещаем взять его с собой в море с ночевкой, когда он приедет в гости, если только он бросит курить и твердые ботинки оставит дома.
Значит, остров Уай, замечает нам обоим Кармен Б. Секлер.
Сьюзен говорит: Похоже на то. Фенвик вздыхает и произносит: Фот де мьё. Но планы могут измениться.
Поцелуй Шефа и Вирджи, говорит Кармен. Мы стоим, обхватив друг дружку руками за талии. Все так странно. Сьюзен говорит матери: Жизнь такая странная, Ма!
Кармен Б. Секлер признает, что есть, то есть. Мы благодарим ее за то, что дошлепала нас сюда, и за все; целуемся ауф видерзеен. Сьюзен по-прежнему в парадном платье: вид странный и чарующий – как она сползает с причала в шлюпку. Си весело кричит, когда в густом от мотыльков свете причального фонаря сверкает ее промежность в белых трусиках: Я вижу Рождество, тетя Сьюзен!
Господи, Месиво, дружелюбно отвечает она, ты чудик, знаешь? Передай мне эти висюльки.
Передает. Фенн замечает: Ты платье себе испортишь. Сьюзен отвечает: Это же просто шмотье. Пока, Ма. Пока, мальчики.
Пока, все, кричит Фенвик. Когда мы отгребаем, Кармен Б. Секлер прикуривает сигарилью и подбирает Эдгара Аллана Хо; ребенок все машет и машет у нее с рук. Си верещит: Бонъ воядж, – выговаривая оба слова по-английски и размахивая братниным флажком. Кармен напевает Эдгару – кажется, по-хорватски. Когда отплываем от освещенного причала, глаза наши начинают привыкать к темноте. Грести по темной гавани в тихую ночь никогда не бывает незахватывающим. Выше головы Сьюзен Фенвик видит Персея и Компанию; ищет взглядом Алголь, затменную двойную, которая в большинстве изображений – подмигивающий глаз Медузы. Ему кажется, что находит, но не уверен. Вон Кармен Б. Секлер, вероятно, поехала по дамбе. Держи правее, говорит Сьюзен; Фенвик налегает на правое весло. Различимы лишь самые белые корпуса, да и то едва. Без фонарика нам свое судно приходится искать долгонько.
Людям, расслабляющимся в рубке яла «Бетельгейзе» из Уилмингтона, Делавэр, под чьим транцем мы проскальзываем, Сью говорит: Драсьте. Фенн не понимает, почему не спросит у нее попросту: Зачем же, ради всего на свете, мы фальсифицировали две менструации, милая, – но он не спрашивает. Левее, кажется, говорит Сьюзен. Это мы?
Мы. Привет, старина. Мы подтягиваемся к борту и крепим носовой фалинь; Фенвик закидывает на борт лед и взбирается следом. Осторожней, говорит он; тут роса. Сью ждет в шлюпке, когда он отомкнет каюту; затем передает наверх наши матросские мешки и одежду на плечиках, хватается за пиллерс, поддергивает до пояса платье и делает широкий шаг с банки шлюпки на планширь «Поки», чтобы Фенну не пришлось откреплять и ставить забортный трап. В каюте душно; открываем все иллюминаторы и люки, устанавливаем спереди ветролов. Но ох же ж как хорошо снова на борту. Мы легко перемещаемся по знакомой каюте в темноте, чтобы не подманивать насекомых. Сьюзен расстилает постели. Пока Фенн складывает одежду, она обнимает его сзади; он мурлычет, оборачивается, обнимает ее. В темноте ее разметка ему знакомее, чем «Поки»: как