А затем я рассказал, как убил Дэрила. Как спокойно подошел к нему, присел на край джакузи и скинул в воду телефон, лежавший на бортике.

Вскрытие показало, что он утонул из-за передозировки. И меня эта версия устраивала. К тому же она оказалась недалека от истины. Да, он утонул… но именно я накачал его наркотиками.

Когда слова повисли в воздухе, я замер, не осмеливаясь даже вздохнуть.

Но Эмилия не встала и не ушла. Не закричала. Она вообще не издала ни звука.

А просто напряглась, а затем провела рукой по моей руке, побуждая меня продолжить. Так что я выдохнул воздух, который задержал в легких, и продолжил рассказ.

– После этого пришло время разобраться с Джозефиной и отцом. Эта охотница за деньгами заслужила, чтобы ее лишили того, чего она так старательно добивалась. И то, что отец заболел, значительно помогло мне в достижении моих планов. Я не пытался торопить события. Отец работал на износ, чтобы создать бизнес-империю. И все, чего мне хотелось, – встретиться с ним лицом к лицу перед самой его смертью и рассказать, что я все знал о произошедшем с мамой. Что собираюсь разрушить все, что он так старательно строил, начиная с особняка, который так возненавидел.

– И ты сжег поместье, – спокойно закончила за меня Эмилия.

Я кивнул, скользнув подбородком по ее виску. Я надеялся, что она не станет припоминать мне это, когда мы с ней будем огрызаться друг на друга. А это обязательно случится, потому что на этом и строились наши отношения. Она резко подняла голову от моей груди и уставилась на меня. Я не стал прятать взгляд. Потому что больше не собирался от нее ничего скрывать.

– Ты сотворил столько ужасных вещей, чтобы отомстить за свою маму, – прошептала она.

По ее правой щеке покатилась слеза.

Я кивнул. Мне хотелось сказать, что сожалею об этом, но я не собирался лгать. Она этого не заслуживала.

– И ты рассказал мне это, потому?..

– Потому что доверяю тебе. Потому что хочу узнать, есть ли шанс, что ты попытаешься узнать, какой я на самом деле, и … – не говори «полюбишь меня», не говори «полюбишь меня», не говори «полюбишь меня», – будешь со мной.

– Я хочу быть с тобой, – без колебаний ответила она, и, черт побери, от этих слов мне стало приятно. – Я знаю, как жестоко они обходились с тобой. И все еще хочу тебя. Я не собираюсь тебя исправлять. Я хочу тебя таким, какой ты есть. Сломленным. Непонятым. Придурком. Я хочу настоящую, пусть и мрачную, версию тебя. Ту, из-за которой я не только чувствовала невероятную печаль, но и бескрайнее счастье.

И вот тот самый момент.

Я прижался губами к ее губам. Теплым. Идеальным. Принадлежащим мне. Мы целовались под цветущей вишней, пока не показалось, что губы вот-вот треснут. А затем она отстранилась и посмотрела на меня.

Встав, я протянул ей руку.

И она приняла ее.

Она, черт побери, приняла ее.

Зная, что я сотворил, она все равно осталась со мной. И более того, еще сильнее уверилась в этом. Вот в чем заключалась истинная красота этой девушки. Она никогда не пасовала перед трудностями. А расправляла плечи и прислушивалась лишь к самой себе и своей системе ценностей. Всегда.

И именно это написала мне Цветок много лет назад. Мы не выше закона, но и не ниже его.

В парке прогуливалась люди, катались на велосипедах, устраивали пикники, фотографировались и выгуливали собак. Вокруг кипела жизнь, а я только что закончил свой рассказ о смерти, которая произошла по моей вине. Я знал, что у нее обязательно возникнет еще один вопрос, поэтому просто подождал, когда она произнесет его вслух:

– И что ты собираешься делать с Джозефиной?

Она посмотрела на меня, и я улыбнулся ей в ответ.

– Собираюсь наказать ее тем, что причинит ей наибольшую боль. Я отберу у нее все деньги.

* * *

Удивительно, как быстро могут пролететь шесть месяцев. Дин остался верен своему слову и не только проторчал все это время в Лос-Анджелесе, но и помог устроиться родителям Эмилии, пока я ухаживал за их дочерью.

Да, именно ухаживал.

Я и сам не понимал, как мы перешли от траха в кабинете во всех известных мужчинам позах до ежевечерних прогулок от метро к ее дерьмовой квартире с ее сумкой в руках. Но это произошло. Я предложил ей переехать вместе с Рози ко мне на Манхэттен, в квартиру, где они когда-то жили. В ней нашлось бы достаточно места для нас троих, но после ее отказа я не стал больше поднимать эту тему.

Мы делали все, как хотелось ей. И я не сопротивлялся. Да, мне это не совсем нравилось. Но я учился танцевать под чужую дудку, ведь это помогало мне добиться чего-то значительного.

Мы не навешивали ярлыков на наше ежедневное общение, но оно определенно не основывалось на сексе. Стоит ли говорить, что все выходные мы проводили вместе. Чаще всего к нам присоединялась Рози, и хотя мне это не особо нравилось, я не возражал. Мы ходили в музеи и кино. Много гуляли. А однажды побывали на деревянной набережной полуострова Кони-Айленд в Бруклине. В тот день Рози позвала с собой своего парня – толстяка по имени Хэл, – так что у меня появилась возможность тайком нырнуть с Эмилией за одно из зданий и целоваться там с ней до тех пор, пока она не расцарапала себе всю спину о бетон из-за того, что я терся об нее.

Рози постоянно дразнила меня, мол, как я могу считаться богатым человеком, если не владею домом на побережье в районе Хамптонс. Так что в какой-то момент я сдался и арендовал домик на выходные, но при этом пригрозил младшей сестре Эмилии, что если она возьмет с собой Хэла, то я выкину ее из машины по пути к пляжному домику.

За неделю до поездки на пляж я вновь привез Эмилию к вишневому дереву. К тому времени цветы уже опали, и это навевало грусть. Еще и потому, что напоминало: весна закончилась, а значит, и мое время на исходе.

В ту ночь, когда она наконец оказалась в моей постели, все произошло совсем не так, как в первый раз.

Рози хотела позвать в их квартиру в Бронксе своего парня и провести с ним всю ночь. И это сыграло мне на руку. Я предложил Эмилии переночевать у меня. А она согласилась. Я не собирался устраивать шикарный ужин при свечах или дарить ей цветы, потому что это было не в моем стиле, а я пообещал себе, что буду с ней лишь искренним. Но все же заказал немного еды из вьетнамского ресторанчика, который она так любила, а еще купил немного алкоголя.

Когда она пришла с работы, то первым делом скинула свои лимонно-желтые туфли в зеленый горошек на высоком каблуке, бормоча что-то о том, что такими темпами вскоре начнет носить кеды вместе с платьями, как это делали женщины-юристы и бухгалтеры в Нью-Йорке.

Я ухмыльнулся и налил ей бокал вина. К этому времени я уже успел переодеться в футболку и джинсы.

– М-м-м, женщины в костюмах и кедах. Просто ходячее средство от эрекции.