Как ни подгонял полковник Гуров судмедэкспертов, как ни давил властью генерал Орлов, а результатов вскрытия Олега Плотарева ждать пришлось почти до полудня. Сами результаты мало что прояснили. На теле Плотарева эксперты обнаружили обширную гематому в затылочной области, дающую возможность предположить, что удар был нанесен тяжелым тупым предметом задолго до смерти Плотарева. Кроме того, были обнаружены множественные ушибы на ногах, руках и спине.

Впрочем, побои криминалисты исключили, заявив, что данные повреждения он мог получить в результате падения с высоты. Относительно отрезанных ступней ответ дали однозначный: ступни Плотареву отрезало колесами поезда. Основная версия звучала так: Плотарева ударили по затылку тяжелым предметом и выкинули из поезда, где он попал под проходящий поезд и лишился ног. Только после этого он упал с высокой насыпи железнодорожного моста. Каким образом ему удалось преодолеть расстояние от моста до места, где его нашли, оставалось загадкой.

Но опера-важняки и этому были рады. По крайней мере, теперь они могли сузить круг поиска. Плотарев не успел доехать даже до Твери. Для того чтобы забрать с места его падения ступни, преступник должен был либо выпрыгнуть из поезда следом за ним, либо сойти на ближайшей станции. А ближайшей к Новозавидовскому мосту была станция в Редкино. Поезд там даже не останавливался, но скорость снижал до минимума, и железнодорожные пути пролегали по ровной местности. С такими исходными данными можно было работать.

Изучив отчет, Гуров принял решение отправить в Редкино опера из своего отдела. Пусть поспрашивает людей, может, кто-то что-то видел? Ехать в Редкино выпало капитану Воскобойникову, парню толковому и с большим опытом оперативно-розыскной работы. Выделив ему транспорт, Гуров провел инструктаж, и к часу дня тот отбыл в Редкино. На всякий случай Лев связался с районным отделом, чтобы встретили парня и помогли с выполнением задания, а в случае необходимости и на постой определили. По Ленинградке до Редкино езды не меньше двух с половиной часов, да еще на поиски неизвестно сколько времени уйдет, а он строго-настрого наказал Воскобойникову без положительного результата не возвращаться.

Стас Крячко взялся объехать те места, что ему указали как возможные места работы Захарченко. Сам же Гуров отправился добивать список приятелей Захарченко по студенческим годам. Список этот, благодаря работе районных оперов, значительно сократился. Ему оставалось объехать всего четыре адреса. Троих из списка он обработал до четырех вечера, последний жил в пригороде Москвы, в поселке под названием Гольево.

Поселок Гольево оказался совсем мизерным, всего четыре улицы, да садоводческое товарищество. Нужную улицу отыскать труда не составило, и хозяин дома номер восемь, к счастью, оказался дома. Гурова он встретил настороженно. Минут пять изучал удостоверение, прежде чем пригласить в дом. В доме у университетского приятеля Захарченко, Сергея Бабукина, что называется яблоку негде было упасть. Сам хозяин, его супруга, престарелые родители и детей целых восемь душ, все мал мала меньше. У Гурова от такого количества жильцов в глазах зарябило.

– Богато живете, – пошутил он, кивнув на угол, где ребятня затеяла веселую возню.

– Не жалуюсь, – неприветливо отозвался Бабукин.

– Где мы можем побеседовать без помех? – спросил Лев, принимая строгий тон хозяина.

– Отдельных апартаментов предложить не могу, – пробурчал Бабукин. – Можем в кухню пройти. Там поспокойнее.

– Отлично! А кухня у вас где?

– На улице, – хмыкнул Бабукин. – В доме готовкой заниматься – задохнемся от жары. Супруга моя с утра до ночи готовкой занимается. То ребятне, то скотине прокорм варит.

– На улице так на улице. – Гуров поежился, вспомнив, что синоптики пророчили усиление мороза. – Показывайте дорогу.

Хозяин накинул на плечи старенький тулуп и вышел в сени. Лев последовал за ним. Пройдя через двор, Бабукин остановился возле низенького строения, обмазанного глиной и беленого известью. Открыв дверь, щелкнул выключателем и пропустил гостя вперед. Гуров вошел в помещение, состоящее из одной комнаты, большую часть которой занимала русская печь. В самой комнате оказалось довольно тепло. Бабукин ткнул пальцем в сторону скамьи:

– Присаживайтесь, в ногах правды нет, – и сам первым уселся на край. – Выкладывайте, с чем пожаловали?

– Меня интересует Владимир Захарченко, – пояснил Лев, – помните такого?

– Володьку? Конечно помню! – почему-то обрадовался Бабукин. – А с чего это он вас интересует?

– Пропал он. У себя в квартире не появляется, к матери носа не кажет, и телефон отключен.

– Все правильно, не живет он в своей квартире, – охотно сообщил Бабукин. – Пусто там, мысли всякие одолевают.

– Это он вам сказал?

– А кто же еще? Сам я, что ли, придумал?

– Значит, вы с Владимиром общаетесь?

– После отсидки-то? Есть такое дело, – не стал отрицать Бабукин. – Какое-то время Володька у меня жил. Сами видели, в моем доме народу – не протолкнешься. Каждому по слову скажешь, вот и день прошел, дурным мыслям места и не останется.

– Владимир сам с вами связался после освобождения?

– Сам, как же еще. Приехал на попутке, а жена моя, Светлана, его и уговорила. Поживи, говорит, пока не отпустит. Она у меня из детдомовских, в душевных терзаниях и в одиночестве толк знает. Сердобольная.

– И Владимир остался?

– А чего не остаться? Денег за постой мы с него не брали, работой не заваливали. Так, кое-что по хозяйству помочь. Да ему не в тягость было. Месяца два безвылазно у нас прожил. Потом потихоньку в город выезжать начал, работу нашел. У нас только наездами стал появляться. Светлана сказала, значит, нашел силы дальше жить. Я с ней согласился, но угол для Володьки до сих пор держу.

– Когда он был у вас последний раз?

– Да дня два назад. – Бабукин наморщил лоб, пытаясь вспомнить подробности. – Приехал, часа три погостил и снова уехал.

– А вас не удивило, что после стольких лет Владимир к вам за поддержкой обратился?

– Признаться честно, удивило. Мы ведь с Володькой не особо дружны были. Он все больше с Олежкой Плотаревым знался. Тот – птица высокого полета, не чета нам со Светланой. Мы ведь еще в институте поженились, а потом она мне каждый год по двойне рожать взялась. Как институт окончил, года два по специальности работал. Жене государство квартиру в Москве выделило, там и жили. Потом понял я, что на государственных харчах мы долго не протянем, продал квартиру жены и сюда, к родителям, переехал. Светлана добро дала. Деньги от продажи квартиры как начальный капитал использовали, свое хозяйство завели. Сейчас живем не то чтобы богато, но и не бедствуем. Сперва хотели дом новый отстроить, но потом еще пару оболтусов родили, и мечты о новом доме на задний план отошли. Теперь вот в избушке ютимся. Тесно, но дружно. Думаю, Володька потому к нам и подался, что хотел тепло настоящей крепкой семьи почувствовать. Мать-то его в душевном плане не особо мягкая женщина. Да и с мужиком она живет, а тот Володьку в своем доме видеть не желает. Где угодно, только не у себя в квартире.