Казни здесь в порядке вещей, на эшафот можно угодить по любому обвинению и даже вовсе без вины, если уж совсем не повезет. Я не любитель подобных зрелищ, но здешняя жизнь обделена развлечениями, народ умеет находить радость в самых неожиданных событиях, так что тягу к созерцанию жестокостей можно понять. Насильственная смерть привлекала массы людей, здесь, похоже, половина города собралась. Зажиточные, в дорогой одежде, стояли рядом с пролетариями в грязных спецовках. Наметанным глазом засек парочку, так сказать, коллег по основной профессии — карманники работают, они такие скопления обожают.

Эшафот был монументальным, из отесанных камней и потемневших балок крепкого дерева. Наверху две виселицы, причем одна из них занята, там болтается казненный на днях. Не знаю, сколько времени он провел в петле, но в тропическом климате покойнику много не требуется, так что стоявший рядом городской чиновник зажимал нос платком не первой свежести.

Такая прекрасная девушка, а рот разинула в ожидании оглашения деталей преступления и дальнейшего неприглядного зрелища. Вешают здесь двумя способами. Первый — гуманный, у нас такое не так давно практиковалось во многих странах. Человеку накидывают петлю, после чего под ногами открывается люк. Приговоренный, пролетев пару метров, выбирает слабину, резко останавливается, шея от рывка ломается, и рвется ствол спинного мозга. Смерть мгновенная. Во втором жертву подтягивают наверх, медленно удушая, бывает, она мучается часами. Иной раз палачу приказывают повиснуть на ногах казнимого, чтобы своей тяжестью ускорил процесс.

Как по мне — оба способа одинаково отвратительны, но не могу не признать, что второй откровенно садистский.

По левому плечу легонько постучали. Оглянувшись, я увидел единственного здешнего знакомого — полковника. На этот раз он был в гражданском, и усы стали гораздо скромнее, но не узнать невозможно.

Агент поманил меня пальцем и начал выбираться из толпы. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Разве что вздохнул печально, да и то мысленно.

Но почему дела все время мешают личной жизни?! Прям заговор какой-то!

— Бозус, я вижу, тебе скучно в гостинице.

Какая конспирация, нельзя даже по имени настоящему называть…

— Да вот, стало интересно, куда это все идут.

— Здешнему народу такое всегда интересно. Тем более, вешать будут сразу двоих. Один так себе, бродяга простой, не в тот карман залез, а второй здешний щеголь, соблазнил чуть ли не половину городских девиц, да и в пригороде его хорошо знают по этой же причине.

— За любовные похождения тоже вешают?!

— В принципе могут, но на этот раз причина другая — стихи у него нашли.

— Стихи?!

— Да развелось бумагомарак, которые только и пишут разную ерунду.

— Это что за ерунда такая, если за нее полагается виселица?

— Нехорошая ерунда. Пишут они про то, что любить надо друг друга, бедным и слабым помогать, ну а власть менять на такую, которая народ уважать будет, и прочую дурь. Цензуру такая писанина не проходит, ведь никто не допустит к печати, так что распространяют тайно. Есть типографии подпольные, кустарные, но в основном от руки переписывают. При канцелярии целый отдел графологов занимается такими рукописями, ловят по почерку. Кто-то по глупости читает и другим дает, другие с корыстью. Юноша этот из последних, хотя дело тут не в деньгах. Слишком многие недалекие барышни готовы в обморок упасть при виде смельчака, который, ничего не боясь, читает запретные строки. Вот и дочитался наш соблазнитель, не одно ведро слез сегодня будет выплакано.

— Вы следили за мной?

— Нет, случайно пришел сюда же.

— Что-то не верится.

— Не притворяйтесь глупцом. Да, следил.

— Зачем?

— Глупый вопрос.

— А все же?

— Не доверяю вам. Я никому не доверяю. Зачем в мастерскую заходили? Только не говорите, что у вас перед глазами все начало расплываться.

— А я и не говорю.

— Так зачем тогда?

— Прицел заказал. Вроде трубы подзорной, над стволом закрепляется. Там планка есть, под нее мастер приспособит.

— Видел я такие прицелы, баловство, причем недешевое. Но это не мои деньги, так что как угодно. Пойдемте, нужна ваша помощь.

— Ведите. И по пути рассказывайте, что потребуется.

— А нечего тут рассказывать, вон, камень хватайте, пока в нашу сторону никто не смотрит, и за мной.

Надо сказать, что полковник указал на штабель отесанных булыжников, которыми мостят здешние дороги и площади. То есть у них имеется собственник, и то, что мы сейчас совершаем, закон классифицирует как мелкую кражу.;

— Так я вам нужен камни воровать? Без проблем. Понадобится что-нибудь еще украсть, например вязанку дров или сена охапку, без стеснения обращайтесь, всегда рад.

— Забавный вы человек, Бозус, или как вас там. Леон вроде. Да какая мне разница? Камни — ерунда, для груза надо. Труп сам по себе не утонет, вот и пригодятся булыжники.

Упоминание о трупе мне не понравилось. Очевидно, на моем лице что-то отразилось, так как полковник снизошел до объяснения:

— Убивать никого не придется, уже все сделано до вас. Сейчас доберемся до моего человека, потом вместе к реке, там хватает глубоких мест.

Ну спасибо, утешил…

* * *

Труп дожидался нас в щегольской коляске и теперь лежал у ног пассажиров, то есть меня и полковника. «Похоронным» экипажем правил молчаливый кучер, очень может быть, что сам убийца. От тела неприятно попахивало, при жизни это был грузный широкоплечий человек, судя по следам на шее, причина смерти — удушение, и вряд ли ему перекрыло кислород неудачно проглоченной сосиской, тут явно поработала тонкая удавка.

Из-за поворота вынесся другой экипаж, на хорошей скорости и без предупреждения. Наш кучер был вынужден осадить лошадку и нарушить обет молчания, выкрикнув грязное ругательство. От рывка тело перевернулось с бока на спину, и я впервые увидел лицо. Смерть его обезобразила, но не настолько, чтобы сделать неузнаваемым. Свои эмоции я привык прятать, вот и сейчас их постарался не выдать, но от полковника ничего не скрыть:

— Знакомого повстречали?

— Не совсем. Просто я его знаю, это один из офицеров Валатуя. Не последний, говорят, один из тех, с кем он начинал, из самых приближенных.

— Верно. Родокс, честный и храбрый боец. А уж силы в нем — бык позавидует. Видели бы вы, как он боролся. Не будь Шотоко мастером удавки, точно бы вырвался. Не хотите спросить, за что его убили?

— И без того знаю, что вины за ним не было.

— Поясните.

— Родокс — точно не предатель. Дороги назад ему нет, в некоторых вещах он самого Валатуя переплюнул. И я слышал, что ему доверяют очень щепетильные дела. А генерал как раз ими сейчас и занимается, стараясь перетянуть одеяло на себя. Валатуй ему не нужен. То есть со временем станет не нужен, если все выгорит. Но готовиться к этому моменту надо заранее, вот и готовится. — Я многозначительно покосился на труп.