Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день Дэвид уехал из Марчмонта с восходом солнца. У него были встречи в Лондоне, но он планировал сперва заглянуть проведать Грету в больнице Адденбрук. По тем или иным причинам он не навещал ее уже около месяца, хотя каждый день звонил в отделение, чтобы узнать, нет ли каких изменений. Но их никогда не было.
По дороге в Кембридж он не мог перестать думать о Ческе. Ужасное нападение на Бобби Кросса непрерывно обсуждалось по радио и пестрело во всех газетах. Опасности для его жизни больше не существовало, но из того, о чем сообщали, было понятно, что на его глазах и лице повреждения носили необратимый характер.
Музыкальный талант Бобби был весьма ограниченным, но его сексуальную харизму нельзя было отрицать. Теперь, после случившегося жестокого нападения, не было сомнений, что его дни в качестве подросткового идола миновали. Дэвид надеялся, что жена Бобби останется с ним, потому что теперь этот человек нуждался в ней более, чем когда-либо.
– Что посеешь, то и пожнешь, – пробормотал он себе под нос, паркуя машину возле больницы. Продолжая думать о Бобби, он порадовался, что его мать всегда растила его так, чтобы он жил честно и достойно. Он много раз наблюдал, как его друзья и коллеги пытались срезать углы в попытках получить желаемое, но теперь, в свои сорок три, он знал, что это был лучший совет в его жизни. Совсем недавно он понял, что все когда-либо возвращается к тебе же самому.
И только Грета, которая в своей жизни не причинила никому никакого зла, продолжала так ужасно страдать.
Он вышел из машины, запер ее и пошел ко входу в больницу, размышляя, могла ли Ческа иметь какое-то отношение к тому, что случилось с Бобби Кроссом. Он знал – его мать считает, что могла. Но, безусловно, думал Дэвид, ее воображение иногда перехлестывает через край и это простое совпадение.
Поднявшись на лифте в седьмое отделение, он вспомнил, какой милой девочкой была Ческа. И все еще – насколько ему было известно – оставалась ею. Он никогда не видел в ее поведении ничего такого, что говорило бы о жестоком, безумном разуме, который мог бы придумать подобное. Да, она чуть не сошла с ума от горя после аварии, в которую попала ее мать, но разве это не естественно?
Дэвид нажал кнопку звонка. Ему открыла Джейн, его любимая медсестра. Она улыбнулась ему и вышла навстречу.
– Добрый день, мистер Марчмонт. Давно вас не видела, – сказала она, провожая его в отделение. Из-под медицинской шапочки торчал хвостик светлых волос. Он знал, что она к нему неравнодушна. Она часто приносила ему чашку чая с печеньем, когда он сидел у постели Греты, и ее дружелюбная болтовня помогала ему отвлечься от безответных односторонних монологов.
– Я уезжал. – Это казалось самым простым объяснением. – Есть изменения?
– Боюсь, что нет, хотя дежурная сестра сегодня утром говорила, что заметила слабое движение левой руки. Но, как вы знаете, это могло быть автоматической нервной судорогой.
– Спасибо, Джейн, – сказал он, сел и посмотрел на Грету. С последнего его визита она не изменилась.
Джейн кивнула и ушла.
– Ну здравствуй, дорогая, как ты тут? – Дэвид взял Грету за руку. – Прости, что долго не приходил. Я был очень занят. Знаешь, у меня для тебя целая куча новостей.
Он вгляделся в ее спокойное лицо, ища на нем хотя бы следы движения, хотя бы крошечное трепетание век. Но ничего не было.
– Грета, я говорил тебе в прошлый раз – это просто смешно, но это правда, хотя ты не выглядишь настолько старой, чтобы иметь не только внучку, но и дочку, – но Ческа родила совершенно прелестную крошечную девочку. Она назвала ее Ава. Я думаю, что, когда она немного окрепнет, она приедет и навестит тебя. Малышка просто прелестна. Она очень похожа на свою мамочку, и, хотя ей всего несколько недель, она отлично спит. А Ческа нырнула в материнство, как утка в воду. Даже моя мама очень впечатлена.
Дэвид продолжал говорить, как делал всегда, время от времени переводя взгляд на полумертвое комнатное растение, стоявшее на подоконнике у изголовья Греты и разговаривая с ним, просто чтобы отвлечься от ее белого недвижного лица. Продолжая говорить, он одновременно перебирал в голове то, что ему еще надо было сделать.
– Ты говоришь, малышку назвали Ава. Это в честь кинозвезды Авы Гарднер?
– Нет, думаю, в честь кого-то еще, – автоматически ответил Дэвид, все еще глядя на растение и думая о возможных репликах для своей телепрограммы. Он перебирал в памяти знаменитостей, которых хотел пригласить в свой специальный рождественский выпуск, и думал, удастся ли ему уговорить Джейн Эндрюс. – Я…
Его мозгу понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что сейчас произошло. Он оторвал взгляд от растения, с ужасом думая, что ее голос ему только почудился, и заставил себя взглянуть на нее.
– Боже мой! – прошептал он, впервые за девять месяцев глядя в ее прекрасные голубые глаза. – Грета… Ты…
Не проронив больше ни единого слова, он разрыдался.
36
Декабрь 1985
Марчмонт-Холл
Графство Монмутшир, Уэльс
К тому времени, как Дэвид закончил свой рассказ, солнце давно зашло. Он вынул платок и промокнул глаза. За время разговора он много раз прерывался, чтобы взглянуть на Грету, которая напряженно ловила каждое его слово, и спросить, уверена ли она, что хочет слушать дальше. Всякий раз ответ был «да».
Он старался описывать произошедшие события с максимальной точностью, учитывая все, что он знал и помнил о них. Но, несмотря на ее просьбы ничего от нее не скрывать, он все же опустил в своем рассказе всяческое упоминание о подозрениях, что в травме Греты была виновата Ческа. Другой деталью, которую он нарочно упустил, стало то, что он делал Грете предложение. Ему казалось, что это тоже могло стать для Греты слишком тяжелым бременем, с учетом всего того, что только что открылось ей заново.
Он посмотрел на нее, глядящую перед собой в пространство. О чем она думала? Такая история могла бы потрясти даже постороннего слушателя, которому бы ее просто рассказали, но для Греты это была ее жизнь.
– Грета, с тобой все в порядке?
– Да. Ну или, по крайней мере, настолько, насколько это возможно после того, что ты мне рассказал. Честно говоря, я и так вспомнила большую часть всего этого.