каждый гребаный грузовик, выезжающий из страны…

– Вообще-то, – говорит Хансен, отрываясь от экрана, – я думал об этом. Я проверил парочку сайтов и, похоже, коммерческие перевозки – популярный вариант работы среди бывших заключенных. Если только они не сидели за опасное вождение…

Я смотрю на него. Все остальные тоже смотрят на него. И неудивительно: все время это было прямо у нас под носом.

– Позвони в Хитсайд. Нам нужны имена всех заключенных, освобожденных за последние три года. Затем сопоставь этот список со списком Агентства по лицензированию водителей и транспортных средств. Скажи, что это срочно. У меня там есть связи, если найдешь что-то стоящее.

Он открывает рот, чтобы спросить почему, но я получаю свой ответ еще до его вопроса.

– Нельзя водить большегруз без специального водительского удостоверения, Хансен, заключенный ты или нет… – Я обвожу взглядом комнату: – Похоже, мы все-таки ищем не мужлана-водилу. Мы ищем женщину.

* * *

* * *

Адам Фаули

30 октября

14:15

– Сэр, не хотите присоединиться к нам? Думаю, вам будет интересно это увидеть.

Это Хансен, он у моей двери.

Я встаю:

– Иду.

Сейчас в офисе многолюдно и шумно. Народ на телефонах, пришел кто-то из пресс-службы. Харрисон, конечно, разговаривает с Куинном, с кем же еще.

Я киваю Харрисону:

– Сэр.

– Хорошая работа, Фаули. Очень впечатляет.

– Она еще не арестована, сэр. Но спасибо. Команда поработала очень хорошо.

Я поворачиваюсь к Хансену, просто чтобы подчеркнуть суть дела:

– Так что в итоге?

– Мы установили личность водителя, с которым она может ехать.

Он поворачивается к экрану и демонстрирует данные Агентства по лицензированию.

– Женщина по имени Тереза Грант. Отсидела в Хитсайде восемнадцать месяцев за мошенничество с социальными пособиями. Освобождена в прошлом году.

– Она когда-нибудь делила камеру с Роуэн?

Хансен качает головой:

– Насколько мы можем судить, нет. Но она должна знать Салливан, это точно.

– Где сейчас работает Грант?

– В компании под названием «Ронни Хармсворт, грузоперевозки». Это исключительно женская компания, которая делает благое дело, предоставляя работу бывшим нарушительницам закона.

– Ты говорил с ними?

Он кивает:

– У Грант был билет на утренний паром из Ньюхейвена в Дьепп…

– Был?

– Он отплыл в десять, и это четырехчасовой рейс.

Я смотрю на часы:

– Черт, так он уже…

Гис отрывает взгляд от стола и указывает на свой телефон:

– Я занимаюсь ими, босс. Нам повезло – сегодня утром погода на Ла-Манше дерьмовая, так что он только что пришвартовался.

– Мы успеваем?

Он морщится:

– Все еще жду подтверждения. Почти не сдвинулся с места: тамошний тип притворяется, будто не понимает меня…

– Хотите, я попробую, сержант? – говорит Хлоя Сарджент. – Мой французский не так уж плох.

– Валяй, – хмуро говорит Гис, передавая ей трубку.

* * *

Они пришвартовались уже как минимум пятнадцать минут назад, и тошнота наконец начинает ослабевать. Последние пару часов были сущей пыткой. Она пообещала себе, что ее не стошнит, что бумажные пакеты, которые Рок оставила в «кармане» у кровати, – только для слабаков. Но в конце концов у нее не оказалось выбора. Иисусе, как же ей было плохо! И как только Рок делает это каждую неделю? Она явно круче, чем кажется.

Слышен лязг, скрежет металла о металл, затем внутрь врывается поток холодного, провонявшего дизелем воздуха. Дверь кабины распахивается. Рок ничего не говорит, но ведь тут явно есть и другие водители. Роуэн натягивает на голову одеяло, скорее инстинктивно, чем с какой-то целью. Это вряд ли помешает кому-то ее заметить, если они решат обыскать кабину. Но Рок говорит, что они не станут. Рок говорит, они не станут…

* * *

Адам Фаули

30 октября

14:22

Хлоя Сарджент разговаривает с портовым чиновником целых пять минут, и я могу сказать вам одну вещь: ее французский гораздо лучше, чем просто «не так уж плох». Беда в другом: не нужно хорошо знать язык, чтобы понять, что там плохие новости.

– Vous en êtes sur? Il n’y a aucune possibilité d’erreur? Je vois. Merci beaucoup. Je vous rappellerai dès que possible[55].

Она кладет трубку и поворачивается ко мне:

– Простите, сэр, ничего утешительного. Они остановили грузовик Терезы Грант, как только он выехал на берег, и провели полный обыск. Никого не было. Грант заявляет, что ничего не знает. Французская полиция держит ее на всякий случай, но мне кажется, что это тупик.

Гис качает головой и подходит к доске.

– Извините… – начинает Сарджент, но я поднимаю руку, чтобы прервать ее. Ее вины в этом нет.

– Это полный провал, – бормочет Куинн, отворачиваясь. – Она бегает кругами и водит нас за нос.

Может, да. А может, нет. Меня что-то гложет…

Я присоединяюсь к Гису у доски. Это что-то может быть только здесь. Где-то здесь.

Я просматриваю материал, накопившийся за десять дней работы. Карты, фотографии, списки, версии, вопросительные знаки. Пытаюсь взглянуть на все это словно в первый раз в надежде, что вдруг что-то зацепит, что-то бросится в глаза. В глубине души раздумываю, не пригласить ли мне сюда кого-то вроде Рут Галлахер, исключительно ради свежего взгляда…

Но нет, не нужно. Потому что вот оно. На чертовой бумажке.

Я хватаю ее и протягиваю Гису:

– Эта транспортная компания… чем она занимается?

Он хмурится:

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты сказал, что это чисто женская фирма, верно?

– Верно.

– Тогда почему же она называется «Ронни Хармсворт, грузоперевозки»?

Гис кивает:

– Хороший вопрос, Ронни же мужское имя.

Мы поворачиваемся к Бакстеру, но тот нас услышал и уже ведет поиск.

– Я проверяю Регистрационную палату, – говорит он. – Дайте мне секундочку, – быстро постукивает по клавиатуре, затем прокручивает экран вниз. – Согласно этим данным, управляющим директором и главным акционером является Вероника Хармсворт, родившаяся четырнадцатого марта семьдесят четвертого.

– Прав ли я, полагая, что можно быть директором компании, даже если отсидел срок?

Напряжение в комнате резко возрастает; все понимают, куда я клоню.

Бакстер снова постукивает ногой, затем кивает:

– Да, можно. Если только не за вещи вроде мошенничества.

Хансен сейчас у своего экрана.

– Вероника Кристин Хармсворт, – сообщает он, поднимая глаза. – Отсидела три года в Холлоуэе с девятого по одиннадцатый за нанесение телесных повреждений. Напала на мужа с молотком… Утверждала, что он ее избивал.

– А Салливан когда-нибудь работала в Холлоуэе?

Он снова сверяется, затем поднимает глаза и кивает:

– Восемь лет… с восьмого и до закрытия тюрьмы в шестнадцатом.

Вся комната как будто затаила дыхание.

– Кто разговаривал с фирмой?

– Эв, – отвечает Гис. – Мы подумали, что будет лучше, если это сделает женщина…