расплывается в широченной улыбке. Когда через несколько минут я оглядываюсь на него от барной стойки, Гис все еще сидит там, слегка качая головой и улыбаясь себе под нос.

Эпилог

21 октября 2018 года, 21:35

Гэнтри-Мэнор, Уитэм

Телевизор включен громко. Громче, чем хотелось бы его жене, но она знает: у него проблемы со слухом, а соседей у них нет, так что никому они мешать не будут. Одна из многих причин, по которой им нравится жить в удалении от города.

– Кто-то звонит в дверной звонок, – говорит она.

Суонн хмыкает что-то невнятное; он ничего не слышал.

Через мгновение она говорит снова:

– Дик, это был звонок в дверь.

Он смотрит на нее:

– Я ничего не слышал. – И вновь поворачивается к телевизору. – В любом случае, кто это может быть? Разве что какой-то свихнувшийся религиозный фанатик. Или какие-нибудь либерал-демократы.

Она встает, подходит к окну и щурится:

– Я никого не вижу.

Звонок звонит снова. Настойчиво. Даже он слышит его на этот раз. Она поворачивается к нему, ее рука все еще сжимает занавеску.

Ее лицо побледнело:

– Это мужчина. Он идет к задней двери.

А вот этого он категорически не потерпит. Это незаконное вторжение в частную собственность. Он тянется за халатом и сует ноги в тапочки.

– Я пойду. Оставайся здесь. Не волнуйся. Вероятно, он просто увидел свет и решил, что тут кто-то есть.

Он завязывает халат и, шаркая ногами, выходит на лестничную площадку, на ходу включая свет. Лампа гудит и оживает, бросая бледный свет на лестницу. Спустившись на первый этаж, он толкает кухонную дверь и видит в окно, что снаружи кто-то есть. Молодой человек, весь в черном, с рюкзаком на плече. На первый взгляд грабитель. Вот только грабители не звонят в дверь. Наверное, один из этих назойливых мошенников, торгующих кухонными полотенцами. Это объясняет его настырность. Он подходит к стеклу. Мужчина что-то бормочет. Суонн делает жест «уходи», но мужчина – юноша – не обращает на это внимания.

Он колеблется. Короткий миг, от которого, как он позже с горечью поймет, зависела жизнь. И не только его собственная. Цепочки на задней двери нет, но парень не выглядит угрожающе. Слегка нетерпелив, это да, но на самом деле неопасен. Ему просто нужно твердо сказать, чтобы он шел своей дорогой.

Он отпирает дверь.

– Мне все равно, что вы продаете, но нам это не нужно.

– Я ничего не продаю. – Американский акцент. Это ставит его в тупик. Его пальцы сжимают дверь уже не так крепко.

– Слушай, уже поздно, и я не знаю, кто ты…

– Извините, что в такое время… Поезд опоздал. И – вы знаете, кто я… Ну, в каком-то смысле…

Полная бессмыслица. Суонн начинает закрывать дверь, но парень просовывает в щель ногу.

– Пожалуйста, просто выслушайте меня. Вы должны мне хотя бы это. Вы оба. Но особенно вы.

– Что за…

Но уже слишком поздно – парень протиснулся внутрь. Он на кухне, повернулся к нему, его глаза сверкают.

Все идет наперекосяк, пугающе наперекосяк.

– Послушай, парнишка, я не знаю, чего ты хочешь…

– Мне нужно объяснение… Мне нужна правда…

Суонн начинает задаваться вопросом, всё ли в порядке с этим парнем. Вдруг ему нужна «Всеобщая забота», или как там называется эта программа помощи…

– Вам не кажется, что вы мне это должны?

– Не думаю, что я тебе что-то должен, сынок. Ты нарушаешь границы частной собственности, и я хочу, чтобы ты ушел. А если нет, я вызову полицию.

Молодой человек смеется:

– Сынок? Это то, что вы, британцы, называете иронией? Знаете, я думаю, вам сейчас меньше всего хотелось бы видеть копов. Уж они послушают, что я хочу сказать. Потому что я знаю… Ты меня слышишь, дед? Я знаю, что ты сделал с ней… Со своей собственной дочерью… Ты больной ублюдок…

Старик растерянно смотрит на него:

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь…

Внезапно в тени позади молодого человека Суонн замечает какое-то движение. От неожиданности его сердце готово выскочить из его груди. Его жена. Рядом с кухонной дверью. Держа пистолет. Ее руки дрожат, и она едва может держать его прямо, но он сам учил ее много лет назад. Она умеет стрелять.

– Пегги, положи его, дорогая; я уверен, мы сможем договориться…

Парень обернулся и смотрит на старуху так, как будто не может в это поверить.

– Вот это да… Не стоит…

Пегги медленно подходит к нему. В желтоватом свете ее лицо кажется старым и изможденным. На щеках два ярких пятна румянца, а в глазах тот безумный взгляд, который Суонн надеялся никогда больше не увидеть.

– Пегги, – говорит он, делая шаг вперед, так близко к молодому человеку, что их плечи почти соприкасаются. – Только не волнуйся, дорогая, молодой человек уже уходит…

– Нет, – говорит он, – я проделал долгий путь и не уйду, пока…

– Пока мы не заплатим тебе? – слишком резко возражает она. – Ты думаешь, что сможешь вытянуть из нас деньги, как все эти жулики? Заявиться сюда, угрожать…

– Пегги, – быстро говорит ее муж, медленно поворачиваясь к ней и протягивая руку, – просто дай мне эту штуку, пока никто не пострадал…

Но она продвигается вперед, вынуждая молодого человека отступить к стене.

– Я не угрожаю, – говорит он, глядя на старика, а затем снова на нее. – Мне не нужны ваши гребаные деньги…

– Да-да, так мы тебе и поверили, – огрызается она, подходя ближе. Тяжелое оружие грозит выскользнуть у нее из рук. – Вы все… мерзкие наглые засранцы…

– Эй, погодите, – говорит он, поворачиваясь к ней лицом, но не сдвигаясь с места. В нем разгорается гнев. – Не называйте меня так… Я пришел поговорить…

Но слов больше нет. И не будет. Все ускоряется, замедляется и сталкивается. Суонн тянется к стволу, старуха пытается отдернуть руку, и в неразберихе криков, накала страстей, шока, невероятности и крови…

Пистолет

              Выплевывает

                                 пулю.

Благодарности

В нескольких книгах серии об Адаме Фаули в качестве исходной точки бралось реальное преступление. То же самое можно сказать об этом романе. На этот раз я отталкивалась от дела Кели Лейн, австралийки, которая попала в тюрьму за убийство своей новорожденной дочери Теган, тело которой так и не было найдено. Она умело скрывала свою беременность от всех, а существование – и исчезновение – Теган обнаружилось лишь случайно несколько лет спустя. Но еще больше озадачивает то, что это был