Он провел пальцем по щеке, обводя темное подглазье.

– Вы губите себя, – сухо поправила Мари-Жозеф, – ночными кутежами в Париже.

Лоррен восхищенно рассмеялся:

– Процедуры доктора Фагона пошли вам на пользу! Вы снова похожи на себя и, полагаю, излечились от всех фантазий!

Он облокотился на клавесин, глядя на нее томным взором.

– Процедуры доктора Фагона лишили меня сил, а вы ему помогали. Если русалка погибнет, я навсегда утрачу радость жизни.

– Когда она исчезнет, вы найдете чем занять свой ум и сердце: мужа, возлюбленного.

Он придвинулся к ней, притворяясь, будто его заинтересовала партитура.

– Вам не пристало здесь находиться, сударь.

И тут он всем телом сзади прижался к ней. Ее обволокло облако его духов. Он положил руки ей на плечи, потом запустил пальцы под ее волосы, лаская шею, накрыл ладонями ее грудь. Она кожей ощутила жар его рук и замерла от потрясения, холода и негодования.

– Мадемуазель де ла Круа, – раздался с порога голос графа Люсьена, – я вижу, вы надежно защищены от хирургов.

Услышав его голос, она преодолела оцепенение. Граф Люсьен поклонился и исчез. Мари-Жозеф вырвалась из объятий Лоррена:

– Граф Люсьен!

Она бросилась за ним, а он, прихрамывая, уже подходил к лестнице.

– Я… Шевалье… Мы… Это не то, что вы подумали…

– Вот как? – спросил граф Люсьен. – А жаль.

– Жаль?

Граф Люсьен в задумчивости смотрел ей в лицо, подняв голову и слегка опираясь на трость.

– Его величество с одобрением смотрит на подобную партию. Лоррен принадлежит к прославленному семейству, но постоянно нуждается в деньгах. Его величество наделит вас щедрым приданым. Заключив брак, вы с Лорреном обретете немалое состояние.

– Я не испытываю нежных чувств к шевалье де Лоррену.

– А какое отношение это имеет к браку?

– Я презираю его!

– И вы готовы ослушаться короля?

– Я никогда за него не выйду!

Мари-Жозеф вздрогнула, вспомнив ярко-голубые глаза Лоррена, устремленные на нее сверху, пока лезвие хирурга пронзало ее предплечье. Правой рукой она сдвинула левый рукав. Повязка насквозь пропиталась кровью.

– Пожалуй, вам следует рассказать об этом месье.

– А зачем сообщать об этом брату его величества?

– А почему вы говорите об этом мне?

– Потому что я… потому что мне важно ваше мнение.

– И оно весьма высокое.

Лоррен с грохотом захлопнул дверь в комнату Мари-Жозеф и неторопливо направился к ним. Плащ он элегантно набросил на одно плечо.

– Надо же, королевский шут и карибская дикарка! – со смехом произнес он. – Прекрасная пара!

Граф Люсьен шагнул ему навстречу, держа трость у бедра, словно шпагу. Если не удастся избежать поединка, Лоррен точно ранит или убьет его, ведь Лоррен был вооружен шпагой, а граф Люсьен – всего-навсего кинжалом.

– Вы очень грубы, сударь! – воскликнула Мари-Жозеф.

Лоррен рассмеялся:

– Кретьен, она вас защищает, как я посмотрю?

– Судя по всему, да. Надеюсь, что у вас есть защитник не менее доблестный.

– У меня есть монарх, и он запрещает дуэли. Я предпочитаю повиноваться ему во всем.

Он размеренным, неспешным шагом прошел мимо них и спустился по лестнице.

– Простите меня. – Мари-Жозеф в изнеможении прислонилась к стене. – Мое вмешательство было неуместно.

Возле рукояти трости графа Люсьена блеснула полоска острой стали. Граф Люсьен задвинул клинок назад и повернул рукоять: раздался щелчок, и клинок исчез внутри трости.

– Лоррен совершенно прав, – сказал граф Люсьен. – Его величество запретил дуэли. Без сомнения, вы спасли мою голову.

– Вот теперь вы смеетесь надо мною, сударь…

– Напротив.

– А ведь я надеялась завоевать ваше уважение.

– И не только уважение, – добавил граф Люсьен. – Для вашего же блага советую вам поискать другого претендента на ваши чувства.

Мари-Жозеф вернулась к себе в комнатку, еще не в силах осознать, как рушатся ее сокровенные планы. Ей не хотелось думать о предостережении, которое дал ей граф Люсьен. Она снова села за клавесин и, собрав воедино партитуру русалочьей кантаты, всецело сосредоточилась на игре – единственном начинании, которое сегодня удавалось.

«Я сумела передать прелесть ее музыки, – подумала Мари-Жозеф. – Когда его величество услышит ее и я поведаю ему о том, кто ее сочинил, он не сможет мне не поверить и пощадит русалку».

У Мари-Жозеф до сих пор кружилась голова, но упасть в обморок она уже не боялась. Она понесла партитуру через дворцовые залы в музыкальный салон. Осторожно заглянув в дверную щелку, она надеялась увидеть месье Миноре, строгого капельмейстера, занимающего эту должность в третьем квартале, или месье де ла Ланда, очаровательного капельмейстера, которому отводился четвертый. На празднование пятидесятилетия царствования его величества в Версале собрались все четверо придворных капельмейстеров и все королевские музыканты. Гости короля неизменно наслаждались музыкой.

Малыш Доменико Скарлатти в одиночестве играл на клавесине. Мари-Жозеф замерла, восхищаясь прежде не слышанной пьесой, пока он не завершил игру каскадом мелизмов, не замолк и не выглянул из окна, любуясь чудным пейзажем. Он тяжело вздохнул и, глядя в окно, одной рукой проиграл вариации.

– Доменико!

– Синьорина Мария!

Он вскочил со стула, но тотчас с мрачным видом уселся снова:

– Мне запрещено вставать целых два часа!

– Не буду мешать. – Она обняла его. – Это было прелестно.

– Мне нельзя ее играть. – Он сыграл еще одну вариацию. – Мне велели играть только то, что папа выбрал для исполнения перед его величеством.

– Вы сами это сочинили?

– Вам понравилось?

– Очень!

– Спасибо, – застенчиво поблагодарил он.

– Когда вы подрастете, вам разрешат играть все, что хотите, – сказала она. – Сомневаюсь, что кто-то сможет вам помешать.

Он ухмыльнулся:

– Через два года, когда мне исполнится восемь?

– Да, может быть, через два года, когда вам исполнится десять.

– А это что? Кантата в честь его величества? Можно посмотреть?

Он просмотрел лист за листом, покачивая головой в такт мелодии, иногда напевая какой-то мотив, отбивая ритм пальцами.

– О, это чудесно! Это намного лучше, чем… – Он смущенно запнулся. – То есть… Я хотел сказать…