время сопротивлялась ассимиляции. Например, в правившей с конца VII века в Болгарском царстве тюркской династии славянские имена появляются только в середине IX столетия»[521].

Горский явно не понимает, что в династийных именословах все имена носят сакральный характер, без различия языка и страны убытия, поскольку за каждым именем стоят родовые предки. Если имя нового члена правящего рода по каким-то причинам не соответствовало сакральным традициям рода, то его меняли на соответствующее, но это тема отдельного разговора.

Читаешь размышления Литвиной и Успенского о том, для Рюриковичей адаптация славянских имен не могла не представлять немалых сложностей, и просто жалость берет за честной германский род скандинавского завода, попавший в такой переплет, когда насущная необходимость заставляла адаптировать славянские имена и подвергать свой род неизбежной славянизации! Но тогда позвольте еще раз спросить: как же тогда понимать заявление авторов о том, что междинастийные браки способствовали усвоению новых имен? Почему продекларированное ими понимание роли межэтнических и междинастийных контактов в развитии родовых именословов никак не может использоваться для объяснения «попадания» имен Святослава или Ярополка в род Рюриковичей?

По всей видимости, потому, что, как я объяснила выше, эти авторы родовой и династийный принципы рассматривают через призму устаревшего подхода. Их мир в рассматриваемом контексте, проще говоря, делится на славян и германцев, которые, по их представлениям, являют из себя замкнутые системы и не могут смешиваться друг с другом, как вода с маслом. Соответственно, и рассуждения о культе рода, предках, реинкарнации, междинастийных браках вращаются внутри замкнутой германской системы, даже если она существует «за пределами собственно германского мира»[522], например, «переезжает» на Русь. Тем более, что и Рюрик у авторов-норманистов традиционно «безроден» и таким образом освобожден от проблемы конкретизации культа предков — умозрительное детище абстрактного «германского» мира и производное грамматических компонентов. Однако сами же авторы признают, что таким образом сложно объяснить, как в гомогенно «германский» именослов безродных Рюриковичей попали несколько позднее славянские имена Святославов, Ярополков и др.

По-моему, совершенно естественно предположить, что иноязычные имена попадают в династийные именословы через междинастийные браки, причем для заключения таких браков совершенно неважно, к какой языковой семье принадлежат невеста или жених. Соответственно, образ междинастийных браков, заключающихся внутри гомогенно «германского мира», — это фантом. Междинастийные браки заключаются, исходя из стремления приобрести сильных сторонников, поэтому имена наиболее именитых предков по линии матери принимаются в именослов как своеобразное приданое. Сами же авторы отмечают, что имя Святослав встречается в именослове хорватских князей, а именные основы Свят- и Слав- встречаются у моравских князей. Имя Святославова сына Владимира, возможно, протягивает нить к одному из этих княжеских домов. Самое естественное объяснение появления вышеназванных имен в именослове Рюриковичей — установление породненных связей между Рюриковичами и теми правящими династиями Европы, где встречаются эти имена.

Таким образом, например, имя Святослав пришло в династийный именослов королей данов. Женский вариант этого имени Святослава (Swie-toslava) был вторым именем княжны Гунхильды, дочери польского князя Мешко I от брака с Дубравкой Богемской, дочерью князя Чехии Болеслава I и княжны Драгомиры из полабских стодорян (гавелян). Княжна Гунхильда Святослава стала женой датского короля Свена Вилобородого, и их дочь была названа по имени матери Святославой. Это имя четко отмечено как имя сестры короля Англии (1016 г.), Дании (1018 г.) и Норвегии (1028 г.) Кнута Великого (995–1035) в монастырских актовых книгах «Liber vitae of the New Minster and Hyde Abbey Winchester» в форме Santslaue (Santslaue soror CNVTI regis nostri).

Но после принцессы Святославы это имя в датском королевском именослове не воспроизводилось. Возможно, потому что брак Гунхильды Святославы и Свена был недолговечным. Но вот имя другой славянской княжны Драгомиры сделалось одним из излюбленных имен в датском королевском именослове. Первой Драгомирой в датском именослове была Маргарита Драгомира Богемская, ставшая женой датского короля Вальдемара Сейра. Имя Драгомира было адаптировано в датском именослове как Дагмар, и в такой форме это имя разошлось по именословам скандинавских стран, как королевских, так и обычных, дожив и до наших дней. Именем Дагмар была названа дочь датского короля Фредрика VIII, которая стала супругой российского императора Александра III под именем Марии Федоровны. Таким образом имя Драгомиры вернулось в славяноязычную среду, но поскольку именословы составляются не на основе славянства или германства имен, а на совсем других принципах, то имя принцессы Дагмар/Драгомиры в России было заменено на Марию. К вопросу о династийном обычае менять имена членов правящего рода, если эти имена не согласовывались с традицией, я вернусь еще раз позднее.

Если бы история имени Дагмар в датском именослове как производного от Драгомиры не была так хорошо известна, то норманисты обязательно постарались бы доказать, что Дагмар была исходной формой, а Драгомира — производное от нее, и нашли бы тому «безупречные» лингвистические обоснования. С помощью такой «безупречной» лингвистики норманисты и пытаются все русские летописные имена объявить скандинавскими, включая имена Святослава, Владимира, Рюрика, Олега. Нелепость этих попыток и будет показана в представленных главах.

Глава 1

Об имени Святослав

Именной компонент свят- и древнерусское понятие света

Ещё Г. З. Байер пытался утверждать скандинавское происхождение имени Святослав: «Игоря, руского царя… сын Святослав, имя точно славенское есть, ежели так выговорить, как в руских книгах написано. Но Константин Порфирородный, Кедрин, Зонар, Иоанн Курополат Сфендославом, Свендсфлаум и Свендомлавум написали, почему оное, по-видимому, быть, кроме славенского… с началом нормандским и окончанием славенским. Свен в многих имянах норманны слагают. По сему образу имеем в Дании Свеноттона короля, у германцев Свендеболда и Свендеборда, лотарингского короля, Германии Корнер, стр. 509, 504, и Свенебилда, игумена герворденского, там же, стр. 449. Греки во время Константина Порфирородного и потом называли славян славонами, стлавами. Прочее остается Свен и Свендо с окончанием приличным к сложению речения. Я не спорю, что Святослав и Свендослав по-славенски, да есче очень прилично, называется муж святые славы. Но понеже святое имя неверному народу (сколько было известно) неведомое, уповательно, что от нормандского языка испорчено…»[523].

О том, что «святое имя неверному народу неведомое» уместно будет поговорить далее, особенно в связи с именем князя Олега Вещего, которое