и заимствовали у славян и технологии её изготовления, так что к высокому средневековью на славянскую керамику перешла значительная часть южной Скандинавии, Дании и Швеции. Другими словами, действительность оказалась полностью противоположной тому, что так хотелось увидеть археологам Третьего Рейха.

Новую популярность идеи Бельтца нашли в 1938 г., когда две соседние деревни Альт Гаарц и Вустров, обе со славянскими названиями, было решено объединить в новый, единый административный пункт со статусом города. Новому городу решено было выбрать и новое имя, под стать эпохе. Рерик, считавшийся названием «знаменитого города викингов», подходил для этих целей как нельзя лучше. Переименование состоялось 1 апреля 1938 г. и было сопровождено вышедшей в этот же день в ростокской газете статьёй доктора В. Маттена «Рерик, город викингов»[503]. Кроме перечисления результатов раскопок, автор предложил и свою версию этимологии Рерика из скандинавского. По его мнению, «Рерик» было «происходившим из языка фризских моряков» искажением от «Рёрвик», древнескандинавского обозначения «порта в узком проливе». Основание города он приписывал германцам, аргументируя это тем, что «о вендских купцах в это время никто не слышал, также как и о вендских мореходах или вендских градостроителях».

Эта статья лишь подогрела общественный интерес и спровоцировала целую «дискуссию» в научных кругах. В следующем году Р. Бельтц ответил на неё статьёй «Рерик и Трасико. Два имени нашей древней истории»[504]. На этот раз он пошёл ещё дальше и поправил своего коллегу В. Маттена, считавшего, что жадный славянский князь Дражко притеснял купцов из германского города Рерик большими налогами, объяснив сбор налога тем, что Дражко и сам был германцем, а не славянином. Вдохновившись идеей поиска германской этимологии названия Рерик, Бельтц предложил и другие варианты, увидев связь топонима со всеми известными ему похоже звучащими словами и приводя такие параллели, как «правитель гепидов Берик», «фризский князь Рорик», «шведский викинг Рюрик, основавший Русское государство» и сам разрушивший Рерик датский король Гёттрик. Главное, чтобы название было германским, а какого именно народа и значения — было уже не так важно.

«Славяне — народ, не имеющий политической инициативы, — писал Бельтц. — Это было замечено давно. Никто иной, как так называемый Нестор Киевский в знаменитой Русской хронике, говорил, что славяне не созданы быть господами; всюду, где они появлялись на страницах истории, это происходило под чужеземным господством. В первую очередь это относится к уже упоминавшемуся выше основанию Русского государства викингом Рюриком, то же можно сказать и о политических образованиях славян Германии, что верно и для большого, доходившего уже очень рано, около 600 года, до средней Германии, славянского государства франка Само, и возникновения в X веке польского государства, основатель которого, Мешко, именовался также и нордическим именем Даго, и потому может также называться норманном. Повсюду одно явление — прослойка германских правителей над славянской массой, которое мы находим сейчас на пороге истории нашей страны».

Несмотря на то что идеи Бельтца отражали «последнее слово» науки тогдашней Германии, его неловкие лингвистические гипотезы не показались убедительными его коллегам профессиональным лингвистам. В 1939 г. лингвист Вилли Крогманн опубликовал ответ на эту статью Бельтца, в которой, не отрицая общей аргументации германского происхождения города, предложил более профессиональную версию этимологии Рерика от древнегерманского rauza, перешедшего в древнескандинавское геугг — «тростник»[505]. Разумеется, все эти попытки поисков германских корней были следствием политической ангажированности тогдашних учёных и не имели ничего общего с настоящим исследованием — в них не предпринимались попытки установить связи названия города с этнонимом ободритов, а хронология упоминаний и сама возможность славянской этимологии не рассматривались в принципе.

Более сдержанными в плане славянофобских формулировок и более обширными по анализировавшемуся материалу были работа Х. Енихена «Викинги в районах Вислы и Одера»[506] 1938 г. и работа Э. Петерсена «Восточно-эльбский регион как германское силовое поле»[507], вышедшая в следующем году. Оба исследования во многом были продолжением упомянутого выше труда Г. Коссины. Енихен активно использовал также и наработки М. Фасмера, но основное место при этом уделил доказательству скандинавского происхождения ободритских, поморских, польских и русских правящих династий. Э. Петерсен же полностью посвятил свою работу систематизации археологических находок, выдаваемых им за доказательство наличия у балтийских славян правящей верхушки, состоявшей из скандинавов и восточных германцев. В настоящее время его археологические изыскания, в том числе и по оружию, получили соответствующую оценку и не используются в научном обороте.

Куда более неприкрытая славянофобия обнаруживается в работах О. Кункеля, занимавшегося раскопками в Поморье. В вышедшем в 1941 г. и посвящённом окончанию археологических работ его совместному с К. А. Вильде изданию «Волин/Юмна/„Винета“/Йомсбург/Юлин. Пять лет раскопок на месте большого поселения викингского периода на реке Дивенов 1934–1939/ 1940»[508] этот исследователь написал краткое предисловие: «Земли к востоку от Эльбы, ослабленные уходом населения, стали во второй половине первого тысячелетия нашей эры лёгкой добычей славян, жадно заполнивших собой районы германской цивилизации. В это время северное германство пережило новый расцвет: варяги, викинги, норманны, даны!». «…Повсюду их путешествующие по морю купцы из знатных крестьян становились „основателями государств“ чужых народов», — писал Кункель, сообщая, что скандинавы выступали в роли цивилизаторов и покорителей лишь «примитивных» народов, вроде славян и балтов. Но отнюдь не немцев, о которых он замечал: «Сыновья новой империи, рыцари, горожане, крестьяне, которым становилось тесно на той земле, где они родились, видели свою страну безграничных возможностей на севере и востоке… Они выступали против организованных викингами и норманнами славян, нередко и вследствие культурного голода местных правителей, поощрявших немецкую колонизацию земель восточнее Эльбы мечом и плугом… Аграрный кризис на немецких восточно-эльбских землях повлёк за собой новое переселение народа в XIX веке: только теперь в города, индустриальные центры и за океан. Сейчас поляки угрожают переживающему отток населения региону своим сильнейшим оружием — низким уровнем жизни: версальцы! Но становление западного народа и культурное подключение востока уже не единожды шли бок о бок: фальско-нордические крестьяне в третьем и древние германцы во втором тысячелетиях до нашей эры; старонемецкие поселенцы и основатели городов 800 лет назад, а сегодня — мы, возродившийся заново великий немецкий народ!».

Этот шовинистический текст кажется достаточно показательным и без комментариев. Напомним лишь, что речь идёт не об агитационной листовке национал-социалистической партии, а о самом что ни на есть «академичном» археологическом исследовании. В это время немецкая археологическая литература по содержанию не всегда отчётливо отличалась от идеологической или политической и нередко содержала и прямые воззвания к действию: поляки, по представлению Кункеля, создавали угрозу великой германской цивилизации в районе проводимых им раскопок и мешали