— Хотите так же, мадемуазель? — едко спросил спанец, отпуская мой рот.

Я замотала головой, не в силах выдавить из себя ни слова. Месье Сезар не церемонился ни с друзьями, ни с врагами, но я… я обязана предупредить!

Спанец, повернувшись ко мне спиной, пошел к свое лошади.

Я задержала воздух лишь на мгновение, чтобы пропустив удар сердца, стремительно отпустить свой дар. Всю себя, без остатка, вложив в рвущуюся в небо иллюзию. Мне было больно оттого, что приходилось создавать образ таких размеров, да еще не окончательно представляя, что я хочу, но все это мелочи, когда на кону жизнь друзей.

В воздухе замерцали сотни огоньков — это появлялся васконский волкодав, спешил, боясь опоздать, поднимаясь на лапах. Вспыхивала точками магия на каждой шерстинке, наполнялся цветом и объемом весь «рисунок» зверя. Хочешь-не хочешь — отодвинешься, вдруг пришибёт лапой?! Даже не заметит.

Огромный, возвышающийся над самыми верхушками деревьев, пес, поднял лобастую голову и словно завыл на луну. Звука не было, но одного образа хватило. Даже спанцев на мгновение парализовало: мужчины задрали головы и застыли, разглядывая мое творение.

— Не слишком умно, мадемуазель, — разозлился спанец.

Удар.

Темнота.

*-*

Де Грамон ехал молча, обдумывая полученные сведения.

Девчонки, которые так дерзко похитили Эвон, заподозрив в ней невесту дофина, и, предположительно, были спанками — поступили в Университет под покровительством семьи Юлали и Шарлотты. Ни первое, ни второе в голове не укладывалось. Вот не укладывалось и все!

Семья Юлали готовилась к свадьбе с Гастоном. К чему им заговор? Власть, богатство — все само плыло им в руки. Семьи фаворитов — они всегда около самой кормушки, много поколений уже ничего не меняется. Тем более Луи-Батист весьма привязан к друзьям и можно сказать, тот же Гастон одним из завиднейших женихов Франкии.

Да, церемония не состоялась, по причине того, что детям подлили афродизиак, и теперь девчонка не подходила на роль «открывающей алтарь», но… как мог Жак придать?

Де Грамон знал старика… да двадцать лет знал. Это был один из немногих дворян, кто во время прошлого обряда, встал плечом к плечу с де Грамоном и закрыл собой будущего монарха, когда спанцы ворвались небольшим отрядом в тот самый замок в горах.

Знал-то знал… но вот что? Вроде бы Жак был бастардом какого-то мелкого дворянчика из васконцев. А какого? Казалось бы — принадлежность к горцам очевидна: Жак был смугл, так же безнадежно тощ, и безмерный гордец. Типичный горец, но если? Смешно, но де Грамон за столько лет ни разу не интересовался, где же все-таки семья Жака, да и стоило ли перемывать кости друзьям? Жаку не очень хотелось вспоминать о «подлеце» отце, а де Грамону — вникать во все это. Дел было по самое горло, а юность… она такая: безбашенная, дерзкая, когда друзьям веришь как самому себе. А потом докапываться до прошлого вроде и незачем стало. Особенно когда Юлали, с самого голоногого детства, бегающая вместе с фаворитами, понравилась Гастону. А уж после того как артефакт, ожив, «выплюнул» критерии, а девочка подошла… Жак стал еще ближе. Разве ищут изъян в почти семье? Другой, кроме Луи и друзей, — де Грамон не знал уже много лет.

Неужели враг все это время был рядом? Хотя после того что сообщил Луи-Батист… сомнений не оставалось. Отец Юлали все подстроил и один из фаворитов погиб. Смерть Гастона — на его, менталиста, совести. Хороший был мальчик.

Де Грамон вздохнул.

Все происходящее — удар не только по самолюбию, но и в самое сердце. Оказалось, друзей то у него особо и нет. А те, что были: изменились до неузнаваемости. Что Луи, который из отчаянного мальчишки превратился в сластолюбца, что взрывной Жак, оказавшийся… кем? Помощником спанцев или самим спанцем? Смуглыми были далеко не только васконцы.

Но Шарлотта? Подвоха от сестры де Грамон не ждал. Конечно, ее могли попросить дать рекомендацию девочкам, обмануть, оболгать, но в это менталист верил мало. Слишком много странного было в поведении сестрицы последние пару лет. Де Грамон оправдывал королеву тем, что ей весьма нелегко пришлось: трон, который сестра так хотела — оказался совсем не той сказкой, что представляла себе девушка. На балах придворные не смотрели восторженно ей в след, а больше шептались за ее спиной, обсуждая очередную фаворитку короля. Луи, казавшийся столь обходительным, поддерживал иллюзию счастливой семьи лишь год, а потом, устав от скандалов, достаточно жестко обозначил Шарлотте границы их отношений. Хотя, казалось бы, пример гармоничного союза перед глазами у короля был: его родители были счастливы в навязанном браке. Но то ли Луи не хотел делать шаги на встречу жене, то ли сама Шарлотта повела себя глупо, но после появления на свет «наследника», каждый стал жить своей жизнью. У Луи — появился Жан от фаворитки, у Шарлотты — Ноэль от садовника.

Де Грамон вмешался один раз, не дав убить племянника, и тем самым получил волну глухой ненависти от Луи. Хотя менталист не жалел о своем решении. Может «корни» у садовника были не самые простые, а может мальчишка пошел в род де Грамонов, но как оказался силен! Неплохое вложение в семейное древо, тем более у самого Арно наследников не было, а тут прямая ветвь. Пожалуй, стоило тогда записать мальчишку своим сыном. Нашел бы какую-нибудь сговорчивую девчонку, которая «умерла» бы родами. Все одно — родная кровь. Но тогда де Грамон был слишком сражен предательством невесты. И ведь оказалась наполовину спанкой! Гадина. Ей почти удалось тогда убедить Шарлотту в своей дружбе, а потом прокралась в покои и попыталась удавить маленького Луи-Батиста в колыбели. Хорошо, что глупая сестрица всполошилась. Предательницу де Грамон задушил собственными руками. А что? Собаке собачья смерть. Луи так-то тоже его племянник. А никто не смеет покушаться на его семью!

Семью. Де Грамон помрачнел.

Все же сестра… что если она действовала осознанно и на стороне спанцев? Де Грамон сжал зубы. В его роду никогда не было предателей. И не будет. Точка.

Менталист повел плечами, стряхивая с себя тяжкие мысли и повернулся к Луи, который присоединился к отряду совсем недавно.

Может и не стоило тащить с собой дофина — пострадай принц сейчас и демон очнется от своей дремы, а там и до падения купола недалеко, но… де Грамон усвоил четко — то что дается легко, не бывает во благо. Пусть мальчик сражается за свою страну, свой трон, людей. Чтобы не ныл потом, что его жизнь «разрушена и ради чего?». Второй раз ошибки де Грамон не допустит. Нет, Луи-младший пусть сам выгрызает свой путь к короне, он, менталист, в этом поможет, но не более того. Хватило. Наелся до сыта в прошлый раз, сейчас поступит мудрее.

— Ну что думаешь? — поинтересовался у племянника «Цепной пес».

— Они готовили это давно, — с горечью сказал дофин.

Принц не обвинял дядю в том, что тот пропустил заговор. Какие уж тут обвинения, если он сам, посещая дом Юлали, ни разу не заподозрил угрозы. А мать? Нет, Луи, конечно, давно смирился, что Шарлотта была к нему весьма холодна: сам юноша подозревал, что мать не считает его сыном, но это было ее право, как его — все-таки ее любить.