Выдерживаю паузу.

– По-твоему, «забавно» – подходящее слово?

Кейси дышит глубоко и ровно – заснула уже…

Шестнадцать лет минуло с тех пор, как мы в последний раз лежали в одной постели. Шестнадцать лет – половина прожитого нами. Вижу нас маленьких. Мы убаюкиваем друг друга историями (обычно вычитанными) или просто глядим в потолок, на лампочку (как правило, перегоревшую). Под нами – резкий бабушкин голос. Жалобы по телефону, злобное бормотание – этот выродок то, этот выродок сё. «Погладь меня по спине», – просила Кейси. Я гладила – и возвращалась память о маминой ладони между моих лопаток. Наверное, я пыталась внушить Кейси уверенность: она нужна, она – самая лучшая. Самой себе я казалась сосудом с маминой любовью, которая есть иммунитет к многочисленным жизненным трудностям. Так мы и засыпали, связанные мамой посмертно. Над нами – плоская толевая крыша, что почти не держит тепло. Над крышей – небо в огнях Филадельфии. А что над огнями – откуда нам было знать?

* * *

Просыпаюсь от солнечного света. От телефонного трезвона.

Кейси рядом нет.

Сажусь в постели.

Беру сотовый. На экранчике надпись «Дэн Фитцпатрик». Отец.

– Микаэла, это ты? Кейси у тебя?

Оглядываюсь. Кейси нет. Смотрю в окно. Машины тоже нет. Произношу в трубку:

– Наверное, она уже едет к тебе.

Повисает напряженное молчание. Понятно, о чем думает каждый из нас.

Обещаю отцу:

– Я ее найду. Кажется, я знаю, где она.

Да, но как же Томас? Я ведь ему обещала. Не далее как вчера поклялась, что останусь с ним. Вспоминаю рассказ миссис Мейхон – как мой сын бегал в туалет, спускал воду, неумело симулировал болезнь, надеясь, что мама, уезжавшая от здорового мальчика, не бросит хотя бы больного. Сердце буквально разрывается.

Но, кроме сына, у меня есть сестра. Возможно, в эту самую минуту она подставляет под удар сразу две жизни – свою и своей неродившейся дочери, чтобы защитить других женщин. Сколько их на кенсингтонских улицах? Несчитано. И все они в опасности, покуда на районе орудует Эдди Лафферти.

* * *

Против воли меня охватывает острая жалость к Ба. Внезапно я осознаю, скольким она пожертвовала, чтобы обеспечить нам с Кейси нормальные условия жизни. Каково ей было работать с утра до ночи – и постоянно бояться: что-то может стрястись с внучками после школьных уроков…

Мысли не отпускают. Как быть? Не разорвешься ведь.

Наконец я решаю: сегодняшние события масштабнее нужд нашей маленькой семьи. На карту поставлены человеческие жизни. Собираюсь с духом и звоню миссис Мейхон.

Как только она приходит, направляюсь в детскую. Прощаться.

Не сразу решаюсь разбудить сына. Смотрю на него, спящего. Сажусь на кровать. Томас открывает глаза. Снова закрывает. Даже зажмуривает.

– Томас… – начинаю я.

– Не уходи.

– Томас, мне нужно отлучиться. По важному делу. С тобой посидит миссис Мейхон.

Он плачет. С зажмуренными глазами. Повторяет «нет», трясет головой.

– Мне плохо. Меня тошнит. Меня сейчас вырвет.

– Извини, Томас. Я должна идти. Если б я только могла остаться с тобой – ни за что бы не ушла. Ты ведь это понимаешь, правда?

Молчание. Томас затих, дышит легко – симулирует глубокий сон.

– Я скоро вернусь. Честное слово. Однажды я все-все тебе объясню. Почему уезжала, почему так мало времени проводила с тобой… Когда вырастешь, ты все узнаешь. Обещаю.

Он поворачивается на другой бок. Спиной ко мне. Целую его. Треплю по затылку. Задерживаю ладонь. Всего на мгновение. Затем встаю. «Что, если я сделала неправильный выбор? Что, если ошиблась?»

Гоню эту мысль. Выдавливаю:

– Томас, я тебя люблю.

И ухожу.

* * *

В Кенсингтоне паркуюсь в переулке неподалеку от дома Коннора Макклатчи. Быстрым шагом иду по Мэдисон в восточном направлении. Ныряю в аллейку, что ведет к дому с тремя буквами «Б».

За углом натыкаюсь на группку из трех человек. Это мужчины в рабочих комбинезонах, в строительных касках и тяжелых ботинках. Придется миновать их, иначе до нужного дома не доберешься. Есть еще один мужчина. На нем удлиненная куртка и недешевые джинсы.

А стоят эти люди как раз напротив дома Макклатчи.

Что им здесь надо – неизвестно. Приближаюсь. Уверенности моей чуть поубавилось.

Меня заметили. Разговор резко прекращен, все взгляды – в мою сторону.

– Вы что-то ищете? – спрашивает человек в удлиненной куртке.

Дружелюбно спрашивает. Выговор у него сугубо филадельфийский, словно он на соседней улице вырос. Но по виду ясно: уже некоторое время вращается совсем в других кругах.

– Я… я только… – Что сказать, как продолжить? – Я ищу сестру. Мне кажется, она должна быть здесь, в этом доме. – Киваю на белый дом с граффити.

– Нету здесь никаких сестер, – весело сообщает человек в удлиненной куртке. Где ему догадаться, сколько раз я слышала эту фразу! – Оно и к лучшему. Потому что завтра дом пойдет под снос. Мы вот последнюю проверку делаем.

Только теперь замечаю – дверь распахнута.

– Вы в порядке, мэм? – спрашивает один из рабочих. Наверное, я слишком надолго замолчала.

– В полнейшем.

Разворачиваюсь. Руки на бедра, последний взгляд на Мэдисон-стрит. Ну, и что делать? За моей спиной возобновляется разговор. Оказывается, на этом месте запланирован кондоминиум. Который, надо полагать, очень быстро обживут бесчисленные Лорен Спрайт. Возникнет очередной «Бомбический кофе» – место встреч благополучной молодежи… Город меняется в режиме нон-стоп. Неприкаянные и наркозависимые вынуждены сами о себе заботиться – искать новые заколочос, где можно ширнуться. Лишь немногие из них соскочат, очень немногие.

* * *

Телефон жужжит сообщением.

Вот что мне прислали: «Собор на Онтарио-стрит».

Номер отправителя сохранен без имени. Имя я и так помню. С того ноябрьского дня, когда мы впервые встретились у мистера Райта. Мы – я и Док. Он же – Коннор Макклатчи.

Собор на Онтарио-стрит.

Вообще-то, у него название есть. «Мадонна утешения». Но сколько себя помню, собор называли просто Собором – видимо, из-за внушительности. Сама я была там всего раз, в двенадцать лет. Мы ночевали у одной подружки Кейси, а утром все вместе пошли в Собор. Мне известно, что камень для стен доставили из Европы и что немыслимая высота купола, заодно с роскошью интерьера, призваны говорить о божественном величии. Несколько лет назад Собор закрыли. Об этом я прочла в газете, не обратила внимания на информацию. За последние годы в Филадельфии закрылось немало церквей.