В ходе интерпретации сырые данные, полученные из речи и нажатия на кнопки в ходе эксперимента, превращаются в отчеты и описания убеждений, что предполагает принятие интенциональной установки, требующей наличия рабочей гипотезы, что субъект – это агент, действия которого рационально управляются убеждениями и желаниями, в свою очередь рациональными, с учетом нужд и истории восприятий субъекта. К примеру, ограничения интенциональной установки становятся очевидны, когда в подобных экспериментах предпринимаются стандартные предосторожности, чтобы субъекты не получали опыт, который может способствовать возникновению убеждений или желаний, влияющих на ответы субъектов таким образом, что это искажает нашу интерпретацию их действий: так, мы не говорим им, что надеемся от них услышать, но в то же время проверяем, понимают ли они поставленную перед ними задачу. Такое принятие интенциональной установки нельзя назвать необратимо субъективным или релятивистским. Можно определить правила интерпретации, принять интерсубъективное соглашение об интерпретации, выявить отклонения от нормы, а также с оглядкой счесть корректируемым, состоятельным и эволюционно объяснимым неизбежное допущение о рациональности. (Подробнее об этих процессах см. в работе Dennett 1991a.)

Я не предлагаю новую методологию для изучения сознания. Я просто обращаю внимание на стандартные методы, уже используемые исследователями в когнитивной психологии, психофизике (которая изучает отношения между физическими стимулами и субъективными реакциями) и нейробиологии, объясняю и защищаю их. При правильном понимании и применении этих методов необходимость в радикально новой или революционной объективной науке о сознании исчезает, поскольку не остается ни одного феномена сознания, не поддающегося контролируемому научному исследованию.

Какие вещи учитывает эта методология? Помимо стандартных вещей, которые учитывает любая наука (нейроны и электроны, часы и микроскопы), она учитывает только убеждения – убеждения, выражаемые субъектами и признаваемые конститутивными для их субъективности, – и желания – желания сотрудничать с экспериментаторами и говорить им правду как можно более искренне. (При использовании этого метода важно также контролировать эти убеждения и желания и отказываться от результатов тех экспериментов, где они не были под контролем.) Что есть убеждения и желания? Пока теория не получила подтверждения, мы можем давать максимально расплывчатые определения, считая убеждения и их содержание теоретическим вымыслом или абстракцией, подобно центрам масс, экватору и параллелограммам сил.

Встречи с русалками реальны, но описаны неверно, поскольку русалок не существует. Подобным образом каталог убеждений об опыте не тождественен каталогу самого опыта. Философ Джозеф Левин (1994, p. 117) возразил, что “первичные данные для формулировки теории дает сознательный опыт как таковой, а не просто наше вербальное суждение о нем”. Это не может быть правдой. Разве можем мы, не имея теории, каталогизировать опыт? Рассмотрим свидетельства, получаемые от испытуемых, которых мы помещаем в экспериментальные ситуации и расспрашиваем об их опыте (а также просим осуществить другие необходимые действия). Эти источники естественным образом вписываются в каскад интерпретаций, которые нам необходимо сделать, расположенных ниже в порядке от наименее к наиболее сырой:

В некотором смысле в качестве первичных данных выступают именно высказывания – записанные звуки и движения. В зависимости от обстоятельств к первичным данным можно также добавить результаты электроэнцефалографии (ЭЭГ), функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ) и подобных исследований. Надежные методы интерпретации могут привести нас к (в) и (б) – и мы получим каталог убеждений субъекта о том, что значит быть им в этих условиях. Но стоит ли продвигаться к (а) в отсутствие теории? Вряд ли – и на то есть две причины.

Таким образом, альтернативный метод, предложенный Левином, позволяет получить не больше пригодных к использованию данных, чем гетерофеноменология.

В таком случае остается единственный способ избежать получения ложных данных и учесть при этом все феномены, доступные кому угодно, – необходимо придерживаться гетерофеноменологического стандарта и считать (б) максимальным набором первичных данных.

Что если некоторые убеждения невыразимы в вербальных суждениях? Ничто не мешает гетерофеноменологам и испытуемым использовать аналоговые или другие нелингвистические формы выражения убеждений. Например:

Испытуемые также могут с разной силой нажимать на кнопку, обозначая остроту боли (или степень тревоги, или скуки, или даже недоверия к эксперименту). Существует также множество поддающихся измерению физиологических показателей, от кожно-гальванической реакции и частоты сердечных сокращений до перемен в выражении лица и позе. Если вы, испытуемый, полагаете, что даже при использовании всех этих методов все равно учитываются не все элементы вашего опыта, вы можете сказать об этом гетерофеноменологам, которые добавят это убеждение к списку убеждений в ваших первичных данных:

Если это убеждение истинно, наука обязана объяснить, что это за убеждения и почему они невыразимы. Если же убеждение ложно, наука все равно обязана объяснить, почему субъект полагает (ошибочно), что у него есть именно такие невыразимые убеждения[76].

Предложенный австралийским философом Фрэнком Джексоном мысленный эксперимент об исследовательнице цвета Марии, который часто называют “аргументом о знании”, не выходит у философов из головы с момента своего появления в 1982 г. Масштаб и надежность этого эксперимента позволяют назвать его одним из самых успешных насосов интуиции, когда-либо сконструированных философами-аналитиками. Он давно признан классикой и неизменно включается во все списки обязательной литературы бакалаврских курсов по философии сознания во всем англоязычном мире, а статьи о его следствиях собраны в несколько увесистых антологий. Любопытно, что автор впоследствии отрекся от своего эксперимента и заявил, что более не согласен с его выводами, но это не уменьшило популярности этого насоса интуиции.