Чутко деликатный, мягкий в обращении, но в то же время далекий от заигрывания и распущенности, он внушал к себе особое почтение; вероятно, никто не слышал от него не только крика, но и сурово повышенного тона, тем не менее провинившиеся боялись его проникновенного взгляда больше, чем громогласной начальнической бури.

Граф Воронцов-Дашков принял Министерство двора, застывшее еще в дореформенных рамках. Много пришлось ему потрудиться над преобразованием дворцовых учреждений и удалось достигнуть хороших результатов. При нем на службу в это ведомство пошли выдающиеся силы, причем граф неизменно ставил в непременное условие совместной работы нравственную чистоплотность. К самым малейшим проявлениям корыстных побуждений он относился резко-брезгливо и ни на какие компромиссы не шел. Все жаждавшие личных материальных выгод или обильных наград были по натуре ему совершенно чужды, он отворачивался от них.

В Министерстве двора и уделов, а также в главном управлении государственного коннозаводства графа любили и уважали. Когда он оставил пост министра, то старшие чины ведомства собрали около 25 000 р. в его распоряжение. Он выразил желание, чтобы проценты с этого капитала поступали на выдачу пособий на образование детей служащих Министерства двора, и притом преимущественно на плату за обучение в профессиональных и технических учебных заведениях. До настоящего времени ежегодно граф из своих средств пополнял новыми взносами этот культурный капитал, который теперь вырос почти до 300 000 р.

В общем граф Илларион Иванович из своего кармана передал на помощь нуждающимся, неимущим и обездоленным не менее миллиона рублей. Мне лично известно много людей, вызволенных им из тяжелого положения. От столичной бедноты к нему сыпались прошения тысячами, и пособия он раздавал широкой рукой.

Министерство двора по своей специальной сфере стоит далеко от политической жизни государства, но тем не менее к графу Иллариону Ивановичу беспрестанно обращались по разнообразным делам. В нем жила русская душа, и он стремился всегда оказать содействие, поддержать русское дело.

Во время Японской войны он стал во главе Главного управления Красного Креста. В короткое время успел сгруппировать общественных деятелей и влил в дело помощи больным и раненым воинам живую струю своей искренней любви к ближним. С назначением на Кавказ круг деятельности графа Воронцова-Дашкова еще более расширился. Полуденный край он знал с молодых лет, здесь он служил при наместнике, князе Барятинском, и впоследствии всегда с особою любовью и вниманием относился к Кавказу. Продуманная, широкая программа была опубликована им вслед за вступлением в должность наместника. Этот документ, проникнутый гуманностью ко всем народностям и стремлением к правильной организации местных общественных сил, навсегда останется прекрасным заветом для управления Кавказом.

Последние годы тяжкая болезнь стала неудержимо подтачивать силы графа и, наконец, окончательно его сломила.

Весть о смерти благородного вельможи, русского боярина в лучшем смысле слова, больно затронула многие тысячи его сослуживцев и почитателей. Хорошие, возвышенные чувства будил он в них.

25 января похоронили останки графа Иллариона Ивановича в заповедном его тамбовском имении Ново-Томникове. Покойный любил здешнее приволье, любил широкий простор русских нескончаемых полей, заливных лугов и дремучих лесов, уходящих в сизоватую даль. В представлении графа ни морские виды, ни швейцарские ландшафты не могли выдержать сравнения с родной ему русской черноземно-степной стихией, навевающей неизъяснимо чарующую прелесть. В то время как большинство его знакомых стремилось в иностранные курорты, он только по обязанностям службы выезжал за границу, да по усиленному настоянию врачей принужден был провести один сезон в Гомбурге. Я посетил графа здесь в вилле «Imperial» и слышал вполне убежденное мнение — «лучше Томникова нет курорта».

Природу граф обожал. Любил заниматься сельским хозяйством, ввел в широких размерах травосеяние на лугах, чем вначале весьма удивил местных землеробов, привыкших жить по старине. Заботливо относился к культуре лесов, гордился богатейшими делянками своего строевого леса.

По работам в полях, в лесу, на конском заводе ему в течение многих лет приходилось входить в тесное общение с простым народом. Русского крестьянина граф не поэтизировал и не принижал, понимал и любил. Немало у него было приятелей совершенно серых землеробов, толковых и разумных. Умел он с ними говорить, умел и слушать.

В представлении графа крестьянин жадно тянулся к земле, рад бы закупить хотя бы всю округу, но не любил своего надела, так как эти раздробленные полоски — не его собственность. Свой взгляд на необходимость перехода от общины к частной собственности граф высказал в 80-х годах в нашумевшей тогда печатной записке. Зная хорошо местные условия, он относился скептически к проекту учреждения института земских начальников. В архиве Государственного совета можно ознакомиться с его обстоятельным по этому поводу отрицательным отзывом.

Истинною страстью покойного были охота и лошади. Много уничтожил он на своем веку медведей, кабанов, рысей, волков, лисиц и других хищников. Частенько по ранней зорьке уходил он и «на перо». В молодости граф принимал участие на скачках и держал известную скаковую конюшню. Ликвидировал ее во время турецкой войны и с тех пор сосредоточил в конской сфере усилия на развитии своего рысистого завода, слава о котором гремела среди спортсменов до последнего времени.

Богатырь душой и телом, он не мог сидеть спокойно и наслаждаться комфортом столицы, когда шла война на Кавказе. Его потянуло туда в 1859 году. Довелось участвовать в экспедициях и на «левом», и на «правом» флангах, а когда наступило замирение, он вернулся в Петербург, но ненадолго. Его, как флигель-адъютанта, командировали в Туркестан для инспекции войсковых частей. Он не удовольствовался ролью контролера, принял участие в боевых делах, стал необходимым генералу Романовскому, который и ходатайствовал об оставлении графа Воронцова-Дашкова его помощником.

Тридцати лет от роду граф Воронцов-Дашков, благодаря своим боевым отличиям на Кавказе и в Туркестане, явился в столицу свитским генералом, георгиевским кавалером. Немало еще есть стариков, которые помнят графа командиром лейб-гвардии гусарского Его величества полка. При воспоминании об этом фееричном времени у старых служивых разглаживаются морщины, играет хорошая, милая улыбка, — «да, были люди в наше время»!..

Служба И. И. в Туркестане протекла под командою Романовского, заменившего знаменитого завоевателя Ташкента М. Г. Черняева, который, как известно, ушел ввиду враждебно настроенного против его успехов ген. — ад. Крыжановского и всего начальнического сонма. Но с гр. Воронцовым-Дашковым у Черняева отношения всегда были превосходные. Они друг друга знали и ценили по достоинству. Граф не раз силой своего влияния оказывал поддержку Михаилу Григорьевичу. В организации сербской добровольческой экспедиции немалая доля заслуги должна быть отнесена именно гр. Воронцову-Дашкову.

Сослуживцы по Кавказу и Туркестану, безразлично — чиновные или самые маленькие люди в роде туземных милиционеров, — были всегда у Воронцова особо желанными гостями. Они очень часто находили в нем ходатая, заступника, а нередко — и материальную поддержку. «Кунак» он был искренний, верный.