– Ты скоро полетишь, – заверил его Алькандр. – Я не могу вот так просто вызвать своих птиц рух в Гиперборею.

Внезапно ему в лицо ударил порыв ветра. Появился Сирам. Его правая щека начала разрушаться, так что обнажилась скуловая кость. Лемур разлагался все быстрее, при каждом движении с него осыпались клубы пыли. Еще несколько ликвидаций, и печать на его виске окончательно разрушится, а вместе с ней сгинет и видимость жизни, которую даровал лемуру Алькандр. К счастью, он вскоре перестанет нуждаться в услугах Сирама.

– Она направляется к мавзолею?

– Да, хозяин.

На Алькандра снизошло огромное облегчение.

– Я же вам говорил, – пискнул Жеоргон.

– Ты знаешь, что должен сделать, Сирам, – заявил Алькандр, глядя в окно, где выступали из мрака посеребренные лунным светом купола дворца.

– Хозяин…

Алькандр обернулся. Никогда еще разлагающееся лицо Сирама не казалось таким человечным. Алькандр почувствовал, как его хватка ослабевает, а последние клочки его анимы покидают сотворенное им существо.

Он осознавал свою ошибку: лемурам не суждено жить так долго. Когда Алькандр его создал, Сирам был чистым листом: ни воспоминаний, ни эмоций, ни угрызений совести. Идеальный, безоговорочно преданный слуга. Но за пятнадцать лет своего существования Сирам накопил кое-какие воспоминания, порождавшие эмоции, а эти эмоции, в свою очередь, вызвали раскаяние. Теперь лемур боролся против приказов хозяина всеми силами своей скудной, вновь обретенной маленькой совести.

– Я…

Алькандр не позволил ему продолжить. Он словно сжал кулак, давя маленького птенца. Лицо призрака дрогнуло, кожа стала осыпаться еще быстрее. Он не мог противостоять хозяину и знал это.

Мгновение спустя его лицо вновь стало бесстрастным.

– Попутного ветра, – выдохнул Алькандр.

– Прощайте, хозяин.

Лемур исчез. Алькандр долго смотрел на пустое место, которое только что занимал Сирам.

– Вам не жаль его потерять? – раздался позади него голос Жеоргона, показавшийся Алькандру очень далеким.

– Я всегда знал, чем это закончится, – уклонился от прямого ответа Алькандр.

Он подошел к окну и посмотрел на дворец – такой безмятежный, каким может быть только гиперборейский дворец. Это мгновение быстро миновало. На подоконнике стоял и глядел на него механический бюст василевса, заказанный правителем. Алькандр похлопал по металлической голове.

– Ну-ну, – сказал он. – Не смотри на меня так, я только что послал к тебе твоего сына.

На протяжении ста шестидесяти двух лет василевс спал очень чутко. Бессмертие, которое он обрел, прокляв амазонок, обрекло его на вечный сон. Правитель никогда не бодрствовал и никогда не спал, прожил в три раза дольше обычного человека, находясь в полубессознательном состоянии.

Поэтому, едва порыв ветра всколыхнул занавеси вокруг его кровати, монарх немедленно проснулся. Легкая материя медленно опустилась, снова окутывая правителя коконом из вышитого шелка, но сон безвозвратно пропал.

Василевс сел, спустил ноги с кровати и раздвинул занавеси. Большое окно спальни выходило во внутренний двор, заросший пальмами и папоротниками. Окно было незастекленное, но это не объясняло движения штор: в Гиперборее отродясь не бывало ветра.

Василевс встал и подошел к зеркалу, стоявшему в углу спальни. Каждый день он спрашивал себя, испытывают ли другие старики такую же непомерную усталость, которая делала его пробуждения столь мучительными. Годы истощили не столько тело, сколько разум. В гладкой зеркальной поверхности, украшенной кораллами, привезенными с далеких теплых морей, появилось отражение монарха, и он отметил, что на лбу появились новые складки. В последние несколько месяцев поглощение анимы осужденных не могло остановить старение его тела. Если не провести полноценный курс омоложения, он вскоре будет выглядеть как морщинистый скелет, бессмертный, но беспомощный.

Порыв ветра колыхнул его ночной колпак, и в зеркале внезапно появилось отражение мужчины лет двадцати.

Охваченный ужасом, василевс обернулся, но увидел лишь привычную обстановку своей спальни – вот только в воздухе клубилась пыль. Он долго оглядывал комнату, перепрыгивая взглядом с одной вещи на другую, безуспешно пытаясь понять, что только что случилось. На секунду ему показалось, что… но нет, это невозможно… Как он смог бы?..

Ну вот, похоже, он начинает терять рассудок. Из-за постоянных воспоминаний о смерти детей у него начались галлюцинации. На мгновение ему померещилось, что он увидел в зеркальном отражении своего старшего сына Сирама. Возможно, он стал плохо видеть… Монарх повернулся к зеркалу, надеясь найти там сочетание теней, мебели и куска ткани, образующее фигуру, способную напугать и детей, и стариков. Но ничего не нашел.

Василевс поправил свой ночной колпак и вернулся к кровати, изо всех сил стараясь забыть о видении и особенно о безумной надежде, которую оно пробудило. Последние пятнадцать лет он жил мечтой о чудесном воскрешении сына, но пытался убедить себя, что это невозможно. Хотя ничто другое не могло объяснить внезапное исчезновение его останков.

Снова повеял ветер, на этот раз справа. Василевс повернул голову к двери своей спальни и отступил на шаг, потрясенный.

Там стоял Сирам. Его лицо, наполовину скрытое полумраком, имело то же задумчивое выражение, что и во время их бесед полтора века назад. Те же светлые волосы, те же серебристые глаза, такое же худощавое телосложение. Идеальный наследник, которого у него отняли.

– Сирам…

Василевс приблизился, протянул руку к сыну, его подбородок задрожал, но с его губ не сорвалось ни слова. Сирам тоже протянул руку и провел кончиком указательного пальца по пальцам своего старого отца.

– Я буду ждать тебя в мавзолее, отец, – прошептал он.

И исчез в вихре пыли. Василевс остался стоять с поднятой рукой, перед глазами у него все расплывалось, на губах застыла счастливая улыбка.

Он пришел в неистовство. Мавзолей. Он найдет Сирама в мавзолее. Обеими руками он толкнул двойные двери своей спальни, и часовые, дремавшие, опираясь на громовые копья, подпрыгнули.

– Я иду увидеть своих детей, – объявил правитель. – Оставьте меня одного.

Начальник охраны щелкнул каблуками.

– Но, ваше величество, нападения…

– Это не имеет значения, – перебил его василевс.

Он зашагал прочь, подол его длинной ночной рубашки развевался. Монарх прошел по залитой лунным светом галерее, искажая ряд прямых теней, отбрасываемых арками на мозаичный пол, прошлепал босыми ногами по мраморным ступеням большой винтовой лестницы.

Рычание, хрюканье, сны спящих животных. Василевс прошел через зверинец, нарушив сон его обитателей. Светящийся шар, парящий над ладонью, освещал его белым сиянием. Монарх все углублялся в миниатюрные джунгли внутреннего двора, пышные растения появлялись в ореоле света и снова исчезали в сумраке ночи. Каждый лист, сминавшийся под его ногами, подтверждал три убеждения: во-первых, все это не сон; во-вторых, он действительно видел своего сына; а в-третьих, сын ждет его в мавзолее.