Лайонел холодно улыбнулся, глядя на белую луну. Братненавидел в нем вовсе не его, а самого себя. Их сходства он не мог вынести и вто же время такого бескомпромиссного различия. То, что сумел воплотить в жизньодин, второй, даже в глубинах ещё тогда — своей человеческой души, воплотитьбоялся. Но это не значит, что не хотел бы...

Лайонел почувствовал на правом плече шевеление — Орми, непожелавшая остаться в подземном дворце, прильнула к его шее и обхватила еекогтистым крылом. Он с трудом мог представить, что этого своенравного рогатогодракончика можно чем-то пронять. Блестящие черные глазки смотрели на неговнимательно, не мигая.

«Не нужна тебе эта рыжая ведьма», — с ревностным жаромзаявила летучая мышь.

На память пришли слова, сказанные ему Катей посреди ледяногоморя Уэддла: «Я горю, потому что ты инквизитор». Как же она оказалась не права,не он был ее инквизитором, а она его. И сожгла все мосты к отступлению, сожглавесь его мир вокруг себя, не оставив ничего, потому что эгоистично, каккапризный ребенок, хотела единолично быть центром его вселенной. На меньшее бесбыл не согласен, и за те дни, что они провели вместе, молодой человек осознал вполной мере: или он сделает девушку счастливой, или ее придется отпустить.Слишком свободный, не привыкший подчиняться и жить от взгляда до взглядалюбимых глаз, он сам уже не знал, что страшнее, отказаться от нее или боротьсяи заполучить ее на свою голову.

«Не думай о ней», — обиженно вмешалась Орми.

Лайонел легонько ущипнул мышь за острый коготь на крыле.

— Если я верну ее, — пробормотал он, — она пустит тебя наворотник, а то и поджарит.

«Не нужна она тебе, — заявила Орми и, видя, что на него неочень-то подействовало, прибавила: — А ты не нужен ей, рог даю на отсечение,она целовалась с твоим братом с огромным удовольствием. Да что я говорю, ты неслепой, сам видел!»

Молодой человек кивнул. Но мог ли он винить ее в том, к чемусам склонил? Конечно, мог. Если бы только он застал ее все такую жебезжизненную, сидящую, как и говорил Йоро, в своей комнате, с тоской глядя встену... Он же увидел ее другой, целующейся на скамеечке в парке с каким-томальчишкой. А теперь и с Вильямом.

Лайонел сердито стиснул зубы. Ждал ли от нее верности?Несомненно. Ведь ему самому не хотелось ни одну другую женщину, и сейчас,смиряя гордыню, он осознавал, что его чувства куда сильнее, глубже, чем еечувства к нему. И огненный бес был способен пойти на измену, а если так, то спрошлым тот окончательно решил порвать.

«Я буду всегда тебя ждать», — прозвучал в голове ее звонкийголос, от чего сердце как будто легонько кольнуло. Лайонел выступил из-за стеныпятиэтажки, где все это время стоял, но что-то заставило его обернуться. Он несразу понял, что не так в знакомом до мелочей дворике, а когда наконец увидел,сразу точно отрезвел. Большого деревянного дома, черного после пожара, без окони дверей, дома, где он впервые поцеловал Катю, больше не было.

Молодой человек медленно пошел по родной улице — длинной ипустынной. Вдали призывно манили желтым светом фонари, а тут — царил полумрак,рассеиваемый лишь белым сиянием луны.

Молодой человек мельком взглянул на темные окна своего дома,затем вытащил из кармана телефон и сухо сказал в него:

— Все отменяется.

Летучая мышь расправила крылья и радостно взмыла в воздух, акогда вернулась на плечо, провозгласила: «Таким как ты, Лайонел, не нужныглупые девицы с их нежностями! Только пожелай и у тебя будет любая, даже самаякрасивая и недоступная!»

Он снисходительно посмотрел на Орми.

— Таким, как я, дорогая, любая не подходит. Мне нужна таединственная, которую я не могу получить.

Катя попыталась приподнять лиф платья, полагая, что тослишком откровенно. Белое, в греческом стиле, с открытыми плечами, длинное,покрытое алмазной пылью, точно засахаренное.

— Не нужно, — мягко убрала ее руки от лифа Ксана, — всепрекрасно.

Катя смиренно уселась на пуф, позволяя служанке занятьсяволосами. Та долго расчесывала их гребнем, девушке даже хотелось поторопить ее,но она не решилась. С того дня, как выпросила у Ксаны прощение и предложиластать подругами, ту словно подменили. Она постоянно улыбалась, напевала себепод нос и старалась предупредить ее малейшее желание. Девушка терялась вдогадках. Что произошло с вампиршей, бесконечно раздражавшей ее? Ксана теперьне казалась хищной дрянью, от нее исходила одна лишь положительная энергия. Иненавидеть ее, как прежде, уже не получалось.

— Ах, — вздохнула Катя, — неужели некому было большеустроить прием, кроме этой мерзкой Тьеполо! Я не могу ее видеть, просто не могу!

Ксана тактично не прокомментировала ее слова, лишьпроронила: «Последний прием весны, большое событие». Тогда девушка повернулаголову и, подняв глаза, полюбопытствовала:

— Тебе нравится Анжелика?

Служанка помолчала, а потом уточнила:

— Как женщина?

Катя недоуменно вскинула брови, а Ксана поспешила ответить:

— Нет, не тот тип, который мне симпатичен.

Ненадолго повисло молчание. Катя смотрела на бриллиантовоеколье — подарок Лайонела, лежащее на столике. Она старалась поменьше думать,вспоминать, но чаще всего какие-то вещи, попавшись на глаза, сметали на пути кмыслям о Лайонеле все преграды.

— Какую прическу будем делать? — бодро спросила Ксана.

— A-а, оставь так, — передернула плечами девушка, вырываясьиз плена воспоминаний, куда ее утягивал лед холодных голубых глаз, так частовозникающих перед ней.

— Не хотите прическу? — огорчилась служанка, но послушноотложила гребень и с каким-то непонятным Кате благоговением провела ладонями поее волосам от затылка до конца спины. — Вы очень хорошенькая сегодня.

— Благодарю, — несколько растерялась девушка, продолжаясидеть на пуфе, глядя на туалетный столик.

— Ой, совсем забыла, — вскрикнула Ксана, хватая колье. Онадолго возилась с застежкой и, чувствуя осторожные прикосновения ее пальцев насвоей коже, Катя никак не могла расслабиться.

— Вы очень напряжены, — разминая ей плечи, заметиласлужанка. Когда ее прикосновения стали больше походить на поглаживания, девушканапряглась еще больше. В поведении Ксаны было явно что-то не так.

— Довольно, — хрипловато попросила Катя. Уже некотороевремя, находясь рядом с Ксаной, ее преследовало ощущение, словно она уже всеэто видела и понимает происходящее. Но от чего-то сама суть каждый разускользала, заставляя нервничать и ломать голову.

Руки служанки съехали по плечам.

— Вы такая хорошенькая, — повторила Ксана.