Молодой человек миновал дворик с пушками у стен из красногокирпича и устремился по аллее к памятнику Петра. Царь с карикатурно длиннымтелом, длинными руками и ногами, глазами навыкате, крошечной головой с гордымвидом сидел на бронзовом кресле.

Лайонел задумчиво побарабанил по неестественно длиннымпальцам Петра, отполированным прикосновениями туристов, и посмотрел посторонам. Поблизости никого не было, поэтому он вскочил на каменный постамент,зашел за кресло царя и без всяких на то усилий выдвинул скульптуру вперед,открыв люк. Лайонел шагнул в него и, пролетев метра два, приземлился внебольшом квадратном колодце. Поворот единственного рычага на каменной стенезаставил постамент встать на место и открыл ход в одной из стен.

Молодой человек двинулся по открывшемуся тоннелю, углубляясьпод землю, и через некоторое время достиг железных дверей, охраняемых двумявампирами. Те поклонились ему и пропустили в круглое помещение, размером небольше десяти метров с четырьмя тоннелями, расположенными крест на крест. Вцентре пещеры стоял круглый стол, а за ним играли в карты четверо стражников.

Видя, что они собираются подняться, Лайонел махнул рукой и,выбрав один из коридоров, бесшумно двинулся по нему, прислушиваясь кдоносящимся стонам, крикам и мольбам.

Один из стражников все-таки пошел следом, на ходу прерывистодокладывая:

— Из сто восьмой камеры вчера пленник пытался бежать.Поймали, пришлось заковать его. — Вампир понизил голос и сообщил: — Весть отом, что, возможно, кто-то будет выпущен, сильно всех взволновала.

— Как ведет себя Павлик?

— Холодно, — захохотал стражник.

— Пленных кормите как приказано? — спросил Лайонел,останавливаясь перед первой камерой с небольшим окошком, закрытым толстымирешетками. В качестве мер от побегов использовались ксеноновые лучи,направленные внутрь камер так, чтобы в коридорах они не мешали передвижению.

— Кормим! — кивнул стражник. — Но, как и говорил, пленникисильно возбуждены, прибавление в рационе делает их сильнее, а смешение... — Онпоманил пальцем Лайонела к себе, подальше от камеры. — Смешение их крови делаетнекоторых слишком опасными. Очередь еще не дошла до поистине сильных, но...

— Хорошо, — улыбнулся Лайонел, — нам нужны — опасные. — Ижестом приказал стражнику возвращаться.

Проходя мимо камер, в какие-то он заглядывал и смотрел напленников. Одни были закованы в кандалы, другие свободны от них, встречались итакие, кого страже пришлось обездвижить и запереть в железные ящики.

Так он прошел несколько километров, не обращая внимания напризывы пленных. Задуманное дело сейчас вдруг показалось ему неосуществимым.

Впереди по коридору показалась темная высокая фигура. Онабыстро приблизилась. Георгий кивнул ему и без предисловий сказал:

— Из Тартаруса полчаса назад выступила армия.

— Следовало ожидать. — Лайонел смотрел через решетку камеры,но мыслями он был далек от своих пленных.

— Ты уверен, что... — начал Георгий, но тот его прервал:

— Нет. — Золотистые брови сошлись на переносице. — Ясовершаю ошибку. — Лайонел посмотрел в глаза своему когда-то лучшему другу, ноне прочел в них ни осуждения, ни желания на правах временного правителяпредотвратить ошибку. Георгий был абсолютно спокоен, тогда как Лайонелуказалось, что его медленно и уверенно разделяют на две части.

— Что позволяет тебе оставаться таким спокойным? —поинтересовался молодой человек, неспешно шагая вдоль камер, заложив руки заспину.

Друг пожал плечами.

— Не мне волноваться об этом городе.

Они помолчали, и Лайонел поинтересовался:

— И что же ты все-таки думаешь?

Георгий усмехнулся.

— Я думаю, тебе все равно, кто и о чем думает. Это твойгород, и если он больше не будет тебе принадлежать, то и другим тоже. И так вовсем, ты не умеешь уступать. Данной тебе властью ты готов отправить на смертьсотни сотен своих подданных, и единственное, что тебя при этом тревожит, — какбы не делать между двумя своими драгоценностями выбора. Между городом и этойдевчонкой! Ведь выбрать ты не можешь! Да и зачем, если как всегда можнорискнуть и получить все! — Он говорил таким тоном, как будто ничегоестественнее этого просто не существовало.

— Какая любопытная точка зрения, — хмыкнул Лайонел, смеривего ледяным взглядом. — Не помню за тобой такой откровенности.

— Но это не значит, что я питал когда-либо иллюзииотносительно тебя.

Их взгляды схлестнулись, Георгий первым опустил глаза,промолвив: — Одни ставят сразу все на карту, а другие осторожничают и тянут изжизни по нитке. Когда кто-то скажет: «Выхода нет», потому что имеющиеся выходынеприемлемы, слишком опасны, ты выбираешь самый невообразимый. И я почти верю,нет на свете такого, чего бы ты не сумел заполучить во имя Великой любви ксебе.

Лайонел остановился перед камерой, привлеченный знакомойфамилией «Зазаровский» на железной табличке сбоку. Затем вновь обратил взор насобеседника. Прошло несколько месяцев после заговора Анжелики, но натянутостьощущалась даже в воздухе, наэлектризованном и тяжелом. Между ними пролегла самабездна, глубочайшая и кровоточащая как незажившая рана. Оба чувствовали себяточно в ловушке. И знали, «как прежде», когда они могли читать друг друга безслов, уже не будет никогда. Это осознание угнетало их, а бессилие что-тоизменить приводило в ярость и отчаяние, которое оба искусно скрывали. Ничегоиного, стоя на разных концах бездны, им не оставалось.

— Сегодня ты мне сильно напоминаешь Йоро. Он тоже любит пофилософствоватьна тему моих мотивов. Утомительно. Поверь, о себе я знаю куда больше, чем ктобы то ни было.

— Тогда не спрашивай, что я думаю, — развел руками Георгий.

Молодой человек вздохнул.

— Речь о стратегии! Что ты о ней думаешь? А не обо мне имоих внутренних метаниях!

— Стратегия отменна, — коротко ответил бывший друг.

Лайонел не успел ничего сказать, за решеткой мелькнула теньи раздался слабый с хрипотцой голос:

— Отменная, за исключением одного: что помешает, скажем, мне— одному из могущественнейших вампиров этого города не принять в самыйответственный момент сторону противника?

Голос — гнусавый, с хрипотцой Лайонел прекрасно помнил, каки его обладателя — мужчину неопределенного возраста, худощавого на лицо, смаленькими узкими глазками и носом, похожим на клюв попугая. Еще в начале осенипрошлого года этот почтенный господин был вхож в лучшие дома Петербурга иуважаем в высшем обществе.

Молодой человек неприязненно скривился. Пятьдесят лет онтерпел выходки этого малоприятного идиота из-за его редкого дара, и последнейкаплей стала нелепейшая проделка: закинутая девушка на крест ангела, венчавшегоАлександрийскую колонну на Дворцовой площади. Ее кровью был заляпан весь столп,и служба уборщиков едва успела все очистить до рассвета.