А как обычно! То есть если у несчастного населения на границе изымали чуть ли не вставные челюсти с золотыми коронками, карманные часы, украшения (кольца с камнями – само собой), то государство, невзирая ни на какие там декреты, долгие годы торговало картинами из Эрмитажа, продавало императорские библиотеки, меняло архивные фонды целыми грузовиками. А как бы мы лишились полотен Рембрандта и Рафаэля, уникального Синайского Кодекса, Библии Гутенберга…

Но это, скажете, было давно. Что же… Давайте расскажу истории поновее.

В 1993–1994 годах Российская Федерация передала Франции 942 565 архивных дел (подумайте о том, насколько гигантская эта цифра!), вывезенных когда-то из Франции Гиммлером и впоследствии перевезенных в СССР, – в числе них находились архивы масонских лож и прочие исключительные для мировой истории документы; в 1996 году в рамках обмена РФ передала правительству Лихтенштейна богатейший архив правящей династии – так называемые «княжеские лихтенштейнские архивные документы» – всего около 1100 единиц, в числе которых подлинные папские буллы и дипломатические трактаты Лихтенштейна начиная с XV века; в 1997 году германской стороне из особого архива МИД России был передан архив министра иностранных дел Вальтера Ратенау – несколько тысяч документов; и так далее.

И все это не было вывезено контрабандой, но передано официально, даже более того: каждая передача осуществлялась в соответствии с постановлениями высших государственных органов новой России.

И возникает вопрос: если государство в своих интересах пренебрегает общегражданскими законодательными актами и когда нужно – передает, меняет или продает не просто выдающиеся культурные ценности, а зачастую мировые шедевры, то почему же граждане России, являющиеся законными владельцами культурных ценностей, в том числе книг и рукописей, регулярно получают обвинительные приговоры за «контрабанду» сущей ерунды? Почему не отменить все эти карательные меры, которым не должно быть места в цивилизованном мире? В конце концов и культурные ценности пора освободить от крепостной зависимости.

Корректурные экземпляры и издания

Всегда, даже сейчас, при печатании книг выходу основного тиража предшествует появление некоторого числа как отдельных пробных листов, так и полных экземпляров. С каждого типографского набора в XX веке печаталось до четырех экземпляров корректурных оттисков (корректору, техническому редактору, цензору, автору и так далее), притом, если правки оказывалось много, то корректур могло быть несколько (меньше двух их не бывало практически никогда). Даже скажу, что некоторые листы академического Словаря русского языка под редакцией А. А. Шахматова имели до десяти и даже более корректур. Но, как правило: а) корректурные оттиски всегда возвращались от авторов, корректоров и редакторов назад в типографию; б) после внесения наборщиками правки они выбрасывались, не только за ненадобностью, но и чтобы не стать причиной путаницы при подготовке книги. То есть сохранившиеся корректуры представляют исключительную редкость.

Также сверх тиража могли печататься и отдельные экземпляры: ведь любая типография – еще со Средневековья – печатает чуть больше экземпляров, что называется, на всякий случай. В России в XVIII веке эти дополнительные экземпляры звались «накладными» и число их в наиболее крупной типографии, каковой была тогда Академическая, в среднем было около восьми на «завод», то есть на тираж в 1200 экземпляров. Иногда такие вот накладные экземпляры ничем не отличаются от основного тиража, но иногда и имеют отличия, и их можно смело называть уже корректурными.

Могут образовываться корректурные экземпляры от «приводки» и «приправки» в процессе типографской печати. Приводка – это предварительная пробная печать с целью соблюдения правильной величины полей, расстановки колонцифр и сигнатур, совпадения наборных полей на двух сторонах листа. Приправка же производится для того, чтобы убедиться в равномерном и необходимом для качественной печати нанесении типографской краски на печатную форму – обычно при этом регулируется как давление печатного пресса, так и подача краски.

Еще один вариант корректурных оттисков – так называемые чистые листы. Это отдельный лист или комплект листов всего издания, который представляет собой пробу тиража после приправки и приводки формы, и в случае утверждения (обычно каждый лист подписывается или заведующим производством, или несколькими служащими типографии) он передается заказчику издания, и затем согласно с таким экземпляром печатается тираж. Ныне эта система не используется, а если и присутствует в процессе печати книги, то лишь формально: чистые листы ради экономии времени уже не показываются заказчику, но просматриваются начальником цеха перед печатью тиража. Их отличие – подписи работников типографии на каждом печатном листе.

То есть корректурный экземпляр, как можно понять по самому его названию, представляет собой экземпляр пробного оттиска листов книги, которая должна была выйти в свет. В большинстве случаев, раз уж книга была набрана и дело дошло до корректур, впоследствии печатался и основной тираж. Но в некоторых случаях, особенно если книга готовилась к изданию в стране с диктатом какого-нибудь религиозного или социального учения, была серьезная вероятность того, что или тираж будет уничтожен, или же набор будет рассыпан и тираж не отпечатан вовсе. И вот в таких-то случаях корректурные экземпляры, если уцелеют, оказываются памятником культуры и предметом коллекционирования.

Страна победившего социализма представляла собою именно такой социальный тип, который ныне получил название «закрытых обществ». Однако, как ни называй тип общественного устройства – будь то католичество со всевластием инквизиции, или сталинизм с его парализующим страхом и чудовищной цензурой – эти и им подобные режимы были источником постоянных запретов и гонений на свободную мысль, а значит, именно в таких обществах книга, начатая набором и дошедшая до корректур, имела наибольшие шансы быть уничтоженной еще до того момента, как ее тираж будет отпечатан.

Таким образом, корректурные экземпляры нужно разделять на два основных типа. Первый – когда впоследствии был отпечатан тираж, и второй – когда тираж не был отпечатан вовсе. Нередки случаи, когда тираж был все-таки отпечатан, но не смог выйти за ворота – был в той же матери-типографии умерщвлен гильотиною и уже в виде обрезков листов перевезен на фабрику по переработке отходов. Однако о таких изданиях (но не их корректурах) будет впереди отдельный рассказ. Сложилось так, что корректурным экземпляром иногда называют и обычный типографский экземпляр, по которому производилась специальная правка для последующего набора (таким образом обычно готовилось переиздание книги).

Наконец, в практике советского книгоиздания зародился феномен тиражного корректурного издания – оно печаталось не в пяти или десяти, а даже порой тиражом в 100 или даже 200 экземпляров и представляло собой «проект» для обсуждения – назовем их корректурными изданиями не для продажи.

Очень часто, хотя и не всегда, корректурные оттиски несут на себе следы тех,