– Если вы хотите, да. Но все-таки пусть свяжутся со мной. И мне нужны их новые адреса. Где вы сейчас остановились?

Я объяснила ей, мы попрощались, и я отключила связь. Потом я сидела очень тихо, а мой мозг усваивал информацию. Глория Томосава здорово помогла мне. Я думаю, есть два сорта юристов: те, кто старается облегчить по мере возможности жизнь клиентов, и… их противоположность – проще сказать, паразиты.

Терминал звякнул, и на нем зажегся красный огонек – это был Бертон Макни. Я велела ему подняться, но вести себя тихо, как мышка. Когда он вошел, я бросилась к нему на шею и расцеловала, даже не потрудившись сообразить, относится ли он к разряду тех моих друзей, которым я задолжала поцелуй. Помогал он вытаскивать меня из лап Майора? Не помню, надо спросить.

– Все в порядке, – сказал он. – «Бэнк оф Америка» принял чек и даже снабдил меня без всякой проверки парой сотен бруинов на мелкие расходы. Они сказали, что золотой чек можно реализовать через банк на Луна-Сити в двадцать четыре часа. Так что, учитывая финансовую репутацию нашего бывшего шефа, я могу спать спокойно, главное – ты избавлена от моего присутствия здесь этой ночью.

– По-твоему, меня это должно обрадовать? Ладно, Берт, раз ты опять кредитоспособен, можешь угостить меня ужином. Где-нибудь. Потому что мои соседки по комнате – зомби. Или вообще умерли – им, бедняжкам, пришлось всю ночь вкалывать.

– Слишком рано для ужина.

Не знаю, как для ужина, но для того, чем мы занялись на диване, было совсем не рано. Я этого не планировала, а Берт клялся, что он думал об этом еще в гравилете, но я ему не поверила. Я спросила его о той ночи на ферме, и, конечно же, он был частью ударной группы. Правда, он утверждал, что его держали в резерве и реально он ничего не сделал, но мне никто еще до сих пор не признавался в том, что подвергался той ночью хоть какой-то опасности. Однако я прекрасно помню слова Босса, когда он говорил, что задействованы были все, включая даже Теренса, мальчика с ангельским личиком, незнакомым с лезвием бритвы, ибо людей в ту ночь не хватало и все были наперечет.

Берт не сопротивлялся, когда я принялась стаскивать с него одежду.

Это-то мне и было нужно. Слишком много всего произошло за день, и я чувствовала себя эмоционально разбитой, а секс – лучший из всех транквилизаторов и, в отличие от медицинских препаратов, очень полезен для здоровья. Не понимаю, почему люди, настоящие люди, отягощают его какими-то сложностями: в нем нет ничегошеньки сложного, это просто самое лучше, самое приятное, что есть на свете, – даже приятнее, чем вкусно поесть.

Попасть в ванную в этом люксе можно было, не пробираясь через спальню, наверное, потому, что гостиная могла вполне служить второй спальней. Мы чуть-чуть привели себя в порядок, я влезла в костюм от «Суперскин», в котором когда-то заарканила Жана, сделала похотливые глазки и… поймала себя на сентиментальной грусти по Жану. Впрочем, я перестала волноваться за Жана и Жанет. И за Джорджа тоже. Теперь я была абсолютно уверена, что найду их. Даже если они больше не объявятся в своем доме. В худшем случае – разыщу их через Бетти и Фредди.

Берт издал соответствующие звуки, когда увидел меня в «Суперскине», а я позволила ему полюбоваться, немного покрутилась перед ним и сказала, что затем и купила такой костюмчик, потому что такая уж я развратная тварь, которой ничуточки не стыдно своего женского естества, и… Мне жутко хотелось отблагодарить его за то, что он так здорово меня успокоил. Нервы у меня были натянуты как струны, а теперь я так чудесно расслабилась, что сама решила угостить его ужином, чтобы выразить свою признательность.

Он предложил мне побороться за это право. Я не стала объяснять ему, что в минуты страсти мне приходится очень внимательно следить за собой, чтобы не сломать мужику ребра, а просто стала хихикать. Наверное, это выглядит ужасно глупо, когда женщина моего возраста хихикает, но я ничего не могу с собой поделать – всегда хихикаю от радости.

Я оставила записку своим подружкам, и мы пошли ужинать.

Когда вернулись, здорово припозднившись, их в номере не было, и мы с Бертом сразу легли спать, успев на сей раз разложить диван во всю ширь. Я проснулась, когда Анна и Голди проходили через гостиную на цыпочках, возвращаясь к себе в спальню. Но я притворилась, что сплю, поскольку скоро, по моим расчетам, уже должно было светать.

Утром я открыла глаза и увидела, что Анна стоит рядом с нашей кроватью и вид у нее какой-то нерадостный. Тут мне впервые пришло в голову, что ей, может быть, не очень-то приятно видеть меня в постели с мужчиной. Ее вкусы были известны мне уже давно – я прекрасно помнила, как она сделала на меня стойку. Но потом она сама же и спустила это на тормозах, и я перестала думать о ней как о каком-то невыплаченном долге, который когда-нибудь все-таки придется заплатить. И она, и Голди стали просто моими друзьями, которым я доверяла и которые могли на меня положиться.

Берт проснулся, увидел Анну и пробормотал:

– Не браните меня, леди. Я зашел сюда совершенно случайно, чтобы укрыться от дождя.

– Я вас и не браню, – возразила она слишком спокойным голосом, – я просто прикидывала, как подойти к терминалу, не разбудив вас обоих. Я хочу заказать завтрак.

– Для всех? – спросила я.

– Конечно. Тебе что заказать?

– Всего понемножку и жареной картошки в придачу. Анна, родная, ты же меня знаешь: когда я голодна, я готова сожрать все что угодно – живьем и прямо с костями.

– Я тоже, – радостно закивал Берт.

– Что за шумные соседи!.. – зевая, пробормотала Голди, появившись в дверях. – Болтушки, давайте еще поспим.

Я взглянула на нее и поняла сразу две вещи: первая – я никогда как следует на нее не смотрела, даже на пляже, и вторая – у Анны не было никаких оснований сердиться на меня за то, что я спала с Бертом. У Голди на лице блуждала сонная, но очень сытая улыбка.

– Это означает «остров в гавани»[48], – болтала Голди за завтраком, – и вообще-то там нужен дефис, потому что иначе ее никто не может выговорить или правильно написать. Оттого-то я всегда зовусь просто Голди – у нашего бывшего Босса это было легко, там ни у кого не было фамилий. Но все-таки у меня имя не такое трудное, как у миссис Томо… Томосо… Томосавы! Когда я в четвертый раз произнесла его неправильно, она попросила называть ее просто Глорией.

Перед завтраком обе мои подружки дозвонились Глории, выяснили, что завещание уже оглашено и что они обе, равно как и Берт, к моему и его удивлению, стали немного богаче. Теперь мы все собирались в Лас-Вегас. Троим из нас предстояло искать работу, а Анна просто решила составить нам компанию, пока мы будем там болтаться. Потом она собиралась в Алабаму.

– Может, я и взвою там от безделья, – сказала она, – но я давно обещала дочке, что скоро уволюсь, и, наверное, сейчас самое время. Может, мне удастся заново познакомиться и подружиться с моими внуками, до того как они окончательно повзрослеют и я стану им совсем до лампочки…