Мерит улыбнулась и проглотила первую ложку мороженого.

– Хорошо, учту. Но как бы мы ни называли эти орешки, они необычайно вкусны. Особенно в карамельном сиропе. Полить таким сиропом мороженое – верх кулинарного изыска.

Обе женщины замолчали. На кухне воцарилось такое приятное непринужденное молчание.

Мерит ела мороженое, а Лорелея украдкой разглядывала ее лицо, мысленно прикидывая, с чего следует ей начать курс обучения падчерицы правильному макияжу. Но вот Мерит разделалась с мороженым, вымыла за собой вазочку и ложку, тщательно вытерла их и поставила на место. Потом налила себе стакан воды, чтобы взять его с собою наверх.

– А вы разве не идете? – поинтересовалась она у мачехи, уже стоя в дверях.

Лорелея отрицательно качнула головой.

– Немного погодя… После смерти Роберта я постоянно мучаюсь бессонницей. Посижу, посмотрю пока телевизор. Может, найду что-нибудь стоящее по одному из трех каналов, которые принимает наша антенна.

– Тогда желаю вам удачных поисков.

Мерит еще немного потопталась у дверей в нерешительности.

– И спасибо за мороженое.

– Не за что!

Лорелея заглянула в синие глаза падчерицы и увидела перед собою глаза сына.

– Это вам спасибо за то, что согласились приютить нас с Оуэном у себя.

Мерит небрежно кивнула головой в ответ.

– Спокойной ночи, Лорелея.

– Спокойной ночи, Мерит.

Лорелея подождала, пока на лестнице затихнут шаги Мерит, потом с негромким стуком закрылась дверь в ее комнату. Лорелея выключила свет на кухне и направилась в сад.

Влажный воздух все еще пах дождем. Небо сплошь затянуто тучами. Бездонный иссиня-черный купол без луны и звезд. Легкий ветерок бродил по саду, вовлекая в свою круговерть китайские колокольчики, которые вальсировали в такт его порывам, негромко подпевая самим себе.

Лорелея задрала голову и долго смотрела на небо. Получается, что Мерит не до конца права. Иногда темнота бывает такой всепоглощающей, что при всем своем желании ничего не разглядишь. И тогда остается лишь любить и верить в то, что где-то все же есть этот неугасимый свет.

Она еще долго сидела на скамье, бесцельно разглядывала безлунное небо уже высохшими от слез глазами, даже не замечая того, что снова стал накрапывать дождь.

Я сделала третью попытку подрубить на машинке кусок ткани в красно-белую клетку. Игла завибрировала на месте, напомнив мне в этот момент клювик маленького неоперившегося птенчика. Две предыдущие попытки оказались неудачными: в первый раз нитка запуталась за лапку и порвалась, во второй – ткань скомкалась и ее опять же затянуло под лапку. Многие почему-то считают, что управляться со швейной машинкой проще простого. Однако на самом деле это не так. Шить – это тебе не колеса на велике крутить. Вот иголка снова нервно дернулась и застряла на месте, процесс шитья тут же застопорился, а само полотно угрожающе натянулось. А все потому, что я среагировала с некоторым опозданием и не успела вовремя снять ногу с педали привода. В результате очередной сбой.

Понимаю, в первую очередь мне не хватает внимания, того самого, которому меня учила бабуля. Каждый миллиметр ткани, каждый стежок, каждый звук, издаваемый работающей машинкой, вызывает в моей памяти бабушку. И даже не столько то, как мы вместе с ней занимались шитьем, сколько те радостные ощущения, которые испытываешь, когда под твоими руками рождается что-то новое. Но сейчас мысли о бабушке почему-то сразу же вызвали в памяти и то письмо, которое она получила вместе с бандеролью, куда были вложены носовые платки, вышитые ею когда-то. И с тех пор я больше никогда не видела бабушкину швейную машинку. Я снова тупо уставилась на комок из ткани, образовавшийся непосредственно под иглой, но видела перед собой в этот момент белоснежный батистовый платок с монограммой, вышитой ярко-красными нитками.

– А что ты шьешь?

Я подняла глаза. Передо мною стояли Оуэн и Марис. А я не заметила, как они подошли. Мне даже стало немного обидно. Такие взрослые дети и не понимают, что именно я мастерю.

– Скатерть.

– Скорее похоже на чехол для мебели, – неожиданно подал голос Гиббс, примостившись за спинами детей и глядя на тот беспорядок, который я учинила с куском ткани.

– А вы что здесь делаете? – поинтересовалась я раздраженным тоном, начисто забыв о хороших манерах.

– И я рад вас видеть! – ответил мне Гиббс невозмутимым тоном. – Позвонил вот в дверь, и Роки любезно впустил меня в дом. Я только что отпустил своего последнего пациента и решил, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы забрать и вывезти все те коробки с вещами, что предназначены в утиль. – Он кивком головы указал на швейную машинку. – Ткань не надо чересчур натягивать. Пустите ее свободно, не заталкивайте под иглу силой. Слегка нажмите на педаль и осторожно задайте направление движения. Материя сама начнет двигаться и не будет сбиваться в ком. Поверьте, так будет гораздо проще.

Ну разве не то же самое твердили мне в свое время и мама, и бабушка? Не спешить и быть внимательной к тому, что ты делаешь. Интересно, что бы они сказали, глядя на меня сегодня? Да и узнали бы они меня вообще? Ведь моя жизнь за последние десять лет, за исключением, пожалуй, спонтанного решения бросить все и переехать в Бофорт, была тяжелым, изнуряющим существованием, распланированным до мелочей и подчиненным одной главной цели: проживать каждый новый день незаметно, ничем не напоминая о себе.

Замечание Гиббса меня разозлило. Я отключила машинку и слегка отодвинула стул.

– Интересно, откуда вы столько знаете о швейном деле?

Гиббс слегка отодвинулся в сторону, когда я поднялась со своего места.

– Разве вы забыли, что в старших классах у всех у нас были уроки домоводства? И занятия по труду тоже. А потому я знаю, как обращаться не только с молотком и гвоздями, но и с ниткой и иголкой.

– Не иначе как именно умение обращаться с ниткой и иголкой и побудило вас выбрать себе профессию врача.

– Вы правы, мэм. Впрочем, мне не раз говорили, что я так же ловко управляюсь и с другими своими инструментами.

Наши взгляды встретились, и оба мы одновременно поняли некоторую двусмысленность его последней реплики.

Но Гиббс совсем не смутился, он просто рассмеялся.

– Прошу прощения. Я совсем не это имел в виду. Хотя… хотя забирать свое заявление обратно не намерен.

Я даже закрыла рот ладошкой, чтобы тоже не расхохотаться вслух. Уж не флиртует ли он со мной, вдруг мелькнуло в голове. И тут же желание смеяться пропало бесследно. Я ведь не из тех женщин, с кем мужчины готовы флиртовать. Во всяком случае, Кэл так всегда говорил.

Я стала суетливо собирать ткань. Сложить аккуратно у меня не получилось, я просто скомкала ее как попало и швырнула на стол. Вот теперь придется утюжить перед тем, как снова приступать к шитью. Если только такое случится в обозримом будущем. Но, во всяком случае, эти чисто механические движения помогли мне сконцентрироваться и придать своему лицу нормальное выражение.