– Что ж, дорогая, – заметила тихо и твердо молодая женщина. – Теперь я вижу, что Матвей Гаврилович заслуживает такую жену, как вы. Уж крови вы ему попьете изрядно. Только не обольщайтесь насчет него. Он не так сдержан и добропорядочен, как вам кажется.

– О чем вы говорите? – с вызовом спросила девушка.

– Господин Осокин первый принудил меня к позорной связи, не обращая внимания на мое сопротивление, и сделал он это, тут вы правы, когда была жива его жена. Так что смотрите в оба, как бы после свадьбы он не начал заглядываться на других дам.

После это словесного выпада Варя медленно развернулась и пошла прочь.

– Мерзкая клеветница… – услышала она едкий голос девицы в свою спину.

На это заявление Тимирязевой Варя на миг остановилась и, ехидно-болезненно ухмыльнувшись уголками губ, последовала далее в сторону лестницы.

Спустя пару дней накануне отъезда Варя после ужина поднялась в детскую, утирая слезы и желая побыть с сыном хотя бы еще немного, ведь сегодня был последний день ее пребывания в этом доме. К отъезду шли последние приготовления, и завтра поутру они с отцом покидали усадьбу.

Всю последнюю неделю молодая женщина пребывала в мрачных печальных думах, ожидая скорую болезненную разлуку с Гришей. Она старалась избегать общения с Матвеем, на которого была обижена, и его невестой, которая оказалась весьма злой особой. К ее облегчению ни тот, ни другая так же не желали более тесного общения с ней, и почти все дни напролет молодая женщина проводила в компании отца или сына.

Когда Варя вошла в детскую к Грише, она увидела странную суматоху. Няня Гриши и одна из горничных отчего-то перекладывали вещи мальчика в небольшой сундучок, громко обсуждая, будет ли в дороге холодно и стоит ли брать зимние вещи.

– Что здесь происходит? – спросила Варя удивленно, подхватив на руки сына, который ей радостно показывал нового деревянного солдатика.

– Матвей Гаврилович распорядились собирать мальчика в дорогу назавтра, – ответила горничная.

– Как это? – опешила Варя, едва не потеряв дар речи. – Что же это?

– Не могу знать, Варвара Дмитриевна, вы спросите о том у барина.

– Ох да! Сейчас! – воскликнула молодая женщина и, поставив на пол Гришу, вихрем понеслась вниз, зная, что теперь Осокин в кабинете с неким господином, который приехал к нему час назад.

Варя бесцеремонно ворвалась в кабинет Осокина, когда он говорил с одним из слуг о завтрашней поездке в Екатеринбург. Когда молодая женщина появилась на пороге, Матвей удивленно взглянул на нее и, дав последние распоряжения, жестом отослал слугу. Тот понятливо кивнул и исчез за дверью.

– Вы что-то хотели, сударыня? – тихо спросил он, нахмурившись.

– Вы велели собирать Гришу в дорогу. Вы намерены отправить его со мной?

– Да, – сказал он уверенно. – Думаю, малышу так будет лучше.

– О, благодарю!

– Я разрешаю вам ехать в Армерику с моим сыном. Я все взвесил и обдумал свое решение. Так будет лучше для всех. И мое первоначальное желание оставить его здесь было эгоистичным.

– О, благодарю вас! Благодарю вас, Матвей Гаврилович! – воскликнула Варя и бросилась к нему. Он тут же напрягся всем телом, решив, что она хочет обнять его, но она немедля остановила свой порыв и замерла в шаге от него. Сквозь слезы радости она пролепетала: – Теперь я действительно вижу, что вы испытывали ко мне теплые чувства когда-то, раз мои страдания небезразличны вам.

После ее слов Матвей как-то весь сгорбился и тяжко вздохнул. Разве мог он ей сказать в этот миг, что чувства к ней до сих пор будоражили его сознание и наполняли сердце, да так сильно, что можно было сойти с ума от осознания того, что сегодня предпоследний день, когда он мог видеть ее и сына.

– Обещайте мне, что через два года непременно привезете Гришу сюда, – глухо вымолвил он, поднимая на нее трепетный взор и желая только одного – увидеть в ее глазах ответное любовное чувство.

– Непременно, Матвей Гаврилович, я привезу, как и обещала Гришеньку. Вы не будете жалеть о своем великодушном решении, обещаю, – затараторила она радостно, и по ее щеке побежала слеза.

– Я рад, что мы поняли друг друга в кои-то веки раз, – тихо вымолвил он и печально улыбнулся. – Однако мне кажется, что вам надобно собираться. Уже поздно, а коляска будет подана завтра рано поутру.

– Да, вы правы. Я уже иду, еще раз благодарю вас, – кивнула она и замерла, словно не решаясь выйти из кабинета.

Она понимала, что по этикету следовало пожелать ему счастья с невестой. Но Варя не могла этого сделать. Это было бы неискренне и лицемерно. Ведь теперь она явственно осознавала, что этот мужчина ею любим. И отдавать его другой было мучительно. Оттого она медленно подошла к двери и обернулась к нему.

Матвей ощутил ее внутренний трепет и напряжение. Молчание длилось очень долго.

Но когда он решился заговорить, его слова в тихом кабинете прозвучали пронзительно громко.

– Простите меня за все, Варенька, – выдохнул он горько и как-то обреченно.

– Все простила, – печально ответила она. – И вы простите меня, – тут же добавила она и, печально улыбнувшись ему, пролепетала: – Все устроится, я думаю. Мне пора…

Нажав на посеребренную ручку двери, она, более не оборачиваясь и утирая со щеки бегущую свезу, вышла из кабинета.

Около одиннадцати вечера Варя отдала последние распоряжения своей горничной на завтра и отпустила ее отдыхать. К завтрашней поездке все было готово. Гриша спал в своей комнате с няней, отец курил трубку в гостиной, а слуги ушли на ночлег в хозяйственный дом. Тишина и покой уже окутали поместье. Варя стояла у распахнутого окна и, обняв себя руками, вдыхала вечерние ароматы из сада.

Она думала о своей непонятной жизни, о том, что судьба постоянно кидала ее в какие-то передряги и ставила перед непростым выбором. Опять она находилась на пороге новой жизни в незнакомом месте. Дальняя поездка в Америку вызывала у нее тревогу и неприязнь. Но она осознавала, что из-за отца они все под ударом, и это их единственный шанс укрыться от расправы со стороны тех страшных людей. Однако был еще один выход – остаться здесь под покровительством и властью Осокина, который мог их с сыном защитить. И Варя этого безумно желала, но этого не желал Матвей. Именно в этом заключалась сейчас главная трагедия молодой женщины.

Все последние дни, да и в этот миг, она думала о Матвее.

Напряженно, трагично и возбужденно.

Она не хотела уезжать из этого дома и от него. Чувствовала сердцем, что Матвей неравнодушен к ней, как и прежде. Она ощущала это нутром, каким-то подсознательным животным чутьем. Да, он не показывал теперь своих чувств, держался от нее на почтительном расстоянии и даже завел себе невесту. Но все же он любил ее, Варю. Ведь не зря он изменил свое решение относительно Гриши. Только по-настоящему любящий человек мог наступить на горло своим желаниям и выполнить то, о чем просила любимая. Иначе как можно было объяснить то, что он разрешил сыну поехать с ней?