дни им приходилось идти в церковь, слушать мессу и участвовать в других христианских церемониях. Они, естественно, были обязаны соблюдать христианские обряды при рождениях детей, свадьбах и похоронах.

Совершенно очевидно, что при таких условиях у новообращённых не оставалось много времени и возможностей соблюдать еврейский закон. Несомненно, поначалу многие из них были полны решимости соблюдать заповеди секретно. Они вставали пораньше, чтобы успеть прочитать еврейские молитвы перед тем, как идти на работу к своим христианским хозяевам, и старались исполнять другие еврейские обязанности по возвращении домой вечером. Другие организовывались в маленькие группы, где могли встретиться в еврейские праздники для молитвы и прочих обрядов. Но напряжение, связанное с двойным образом жизни, и страх перед неизбежным разоблачением обходились недёшево. Уровень присутствия на секретных встречах падал, так же как и число тайных приверженцев иудаизма у себя дома. Сокращалось и количество законов, продолжавшихся исполняться. Таким образом, иудаизм в среде крещёных евреев отступал, а христианство набирало силу[602].

Необходимо добавить, что с течением времени эта тенденция, получившая поддержку как евреев, так и христиан, серьезно повлияла на религиозное поведение прозелитов. Так, большинство евреев сочувствовало трудностям насильно обращённых «новых христиан» и обычно относилось снисходительно к нарушающим еврейский закон[603], относя это к опасности раскрыть их еврейство. Естественно, что многие вновь крещённые пользовались таким отношением евреев и позволяли себе всё большую свободу в несоблюдении еврейских заповедей. Они знали, что неспособность вести себя по-еврейски будет воспринята снисходительно не только такими же прозелитами, но и большинством евреев, которые «поймут» их затруднительное положение и предоставят им самим решать, что они могут позволить себе, будучи «новыми христианами». С другой стороны, они не могли рассчитывать на «понимание» со стороны христиан в случае, если те обнаружат, что «новые» нарушают христианский закон или обычай. Общественное мнение с самого начала было настроено против и не доверяло насильно крещённым и, несомненно, осудило бы подобное поведение. Поэтому они должны были соблюдать особую осторожность, чтобы избежать наказания от властей и не испортить отношения с христианским обществом, от которого зависела их жизнь. Таким образом, для этих людей соблюдение, пусть даже частичное, еврейского закона было одной из возможностей, соблюдение же христианского закона — обязанностью. Соответственно, крестившийся еврей вёл себя всё больше и больше как христианин, и всё меньше и меньше как еврей. Его поведение не могло долго оставаться незамеченным. В 1393 г., всего через два года после погромов, философ Профиат Дуран, сам вынужденно крещённый, заметил, что «часть» прозелитов настолько нерадива в исполнении заповедей (либо просто не в состоянии их соблюдать), что признаётся большинством потерянной для еврейства. В то же время другая часть настолько «наслаждается» свободой от бремени еврейских обычаев, что встаёт вопрос об их возможности вообще когда-либо вернуться на правильный путь[604].

Ещё тремя годами позже, в 1396 г., тот же автор сообщает о новом, гораздо более серьёзном явлении. Лагерь вынужденно обращённых теперь кишел «взбунтовавшимися», которые нагло отвергали иудаизм и вели активную кампанию за полную христианизацию[605]. Их призыв явно завоёвывал поддержку, но одновременно встретил и сильное сопротивление. Возникли жаркие дебаты между пропагандистами христианства и теми, кто в душе остался евреями. Эти дебаты распространились в среде прозелитов с такой быстротой и охватили такой широкий круг в их лагере, что Дуран сказал: «весь народ рассорился»[606]. В суматохе и растерянности, сопровождавшей эти дебаты, было, тем не менее, заметно, что христианство побеждало, причём настолько, что философ Хасдай Крескас (в то время лидер евреев Арагона) искал пути и средства остановить неуклонный прогресс христианства в среде вынужденных прозелитов. Он пришёл к выводу, что прохристианская агитация должна быть встречена антихристианскими аргументами, и он думал, что подобные аргументы должны быть доступны «еврейским» прозелитам, которые, очевидно, не знали что сказать, встречаясь с христианскими агитаторами. Тогда Дуран написал по просьбе Крескаса детальное обоснование отрицания христианства, за которым следовала критика христианской догмы, написанная самим Крескасом[607]. Обе работы были мощными выступлениями против христианства, лучшими из тех, которые создала еврейская полемика. Возможно, они имели некоторый оживляющий эффект на защитников иудаизма в среде прозелитов, которые находились под сильным давлением. Но тенденция по направлению к христианству не была остановлена.

Кем были те, кто в середине девяностых годов начали свою агитацию среди насильственно обращённых? Мы полагаем, что они принадлежали к группе евреев, добровольно крестившихся и проводивших агитацию за христианство среди евреев Кастилии незадолго перед погромами 1391 г.[608] Они были последними в длинной череде подобных прозелитов, которые активно действовали в Испании начиная с XII в. и которые, несмотря на свою малочисленность, произвели на свет обширную и разнообразную антиеврейскую литературу. Их устная пропаганда тоже отличалась разнообразными способами подхода к испанским евреям, включая диспуты. Но, несмотря на неустанные усилия по убеждению, их миссионерские достижения были ограничены, и они постоянно искали возможности расширить их. Теперь они решили, что лагерь вынужденно крещённых, сбитый с толку, подавленный и испуганный, предоставил им такую возможность. В данном случае результаты доказали их правоту. Очень быстро они нашли в лагере насильственно крещённых не только последователей, но и дискутантов, которых они научили аргументации против иудаизма. Это может объяснить упоминание в источниках того, что пропагандисты христианства среди прозелитов были «многочисленны»[609] настолько, что смогли расколоть лагерь крестившихся, как это следует из упомянутого нами «раздора»[610]. Таким образом, кампания по христианизации прозелитов уже на ранних стадиях вторглась в их ряды и начала процесс, который за несколько десятилетий перетянул большую часть этого лагеря на христианскую сторону.

Изменившаяся позиция вынужденно крещённых выражалась не в формальном крещении, поскольку формально они уже являлись христианами, но в перемене их внутреннего ощущения. Фактически это означало отказ от всех еврейских обычаев и добровольное отождествление себя с христианством: по существу, это было развитие и расширение процесса, который, как мы отметили, начался вскоре после их крещения. Трудно предположить, что поздние стадии этого процесса находились в отрыве от ранних и были продуктом абсолютно других причин, таких как кампания Феррера. Скорее, радикальное движение от иудаизма к христианству было вызвано тяготами ситуации прозелитов, усилившимися со временем и ставшими непереносимыми. В этих условиях похоже, что миссионеры предложили многим прозелитам почётный выход из положения: прикрытие их бегству от иудаизма по причине слабости или других скрытых мотивов. Но нужно признать, что под влиянием миссионеров многие поверили, что христианство и есть истинная религия, и искренне приняли его как единственную истинную веру. Если бы это было не так, то ведущие еврейские авторы