очень осто­рожен, ибо там постоянно следили, чтобы тематика запра­шиваемой литературы соответствовала тематике, указанной в письме. За редкими исключениями, литература о советской экономике меня не интересовала, но зато я без ограниче­ний получал западную прессу и журналы общего характе­ра. Я стал хорошо информированным. Особенно я старал­ся читать все, касающееся Израиля. Но издаваемую на Западе литературу на русском языке, а также запрещенную совет­скую литературу я получать не мог. Для этого требовалось особое разрешение.

94

В 1966 году в Москве состоялся кинофестиваль доку­ментальных фильмов, где был представлен и Израиль. Я по­пал в Дом кино на сеанс израильских фильмов. Их пока­зывали вместе с лентами Иордании и Марокко. Все билеты скупили евреи, устроившие овацию немудреному израиль­скому фильму, особенно в том месте, где был показан «боинг» авиакомпании Эль-Аль. На Советской площади напро­тив Моссовета были установлены стенды всех стран, участ­вовавших в фестивале, и я долго беседовал с одним израиль­тянином.

В конце 1966 года первый из моих знакомых подал заяв­ление о выезде. Это был Эрнст Трахтман (ныне Моше Палхан). Родители его были высланы из Палестины за комму­нистическую деятельность еще в 30-е годы. Потом у них ро­дились два сына. После долгих колебаний они решились подать заявление, имея в Израиле прямых родственников. Одна­ко им отказали.

95

Лето 1967 и 68 года я провел под Москвой. Мне не нуж­но было каждый день ездить в Москву. Я совершенно не занимался диссертацией, а обрабатывал собранные мною исторические материалы. Моей хозяйкой была Надежда Ни­колаевна Озерова. Ей было уже за 70, но она сохраняла удивительную энергию. В молодости это была красавица-брюнетка. Надежда Николаевна была ни более ни менее как дочерью фрейлины императорского двора. Спасаясь от рево­люции, она оказалась на Украине и, чтобы опроститься и укрыться от властей, вышла замуж за простого человека, фа­милию которого, однако, не взяла. В какой-то период она была близка к Чуковскому, но люто ненавидела его семью. Она считала, что ее жизнь еще впереди и ждала какого-то условного знака, подозреваю, что от Чуковского. Она была одержима всепоглощающей верой в еврейско-масонский за­говор. Почувствовав во мне знатока, а может быть, даже подозревая, что я каким-то образом связан с сионскими мудрецами, она стала со мной очень откровенной. Вера в существование заговора сионских мудрецов с быстротой степного пожара распространялась тогда в широких слоях русского общества, пока не выплеснулась открыто в лите­ратуре, в том числе политической.

Подозреваю, что Надежда Николаевна была какой-то род­ственницей знаменитого издателя «Протоколов сионских муд­рецов» Сергея Нилуса. Известно, что он был женат на фрей­лине Озеровой.

В 1952 году я ехал в троллейбусе по улице Герцена, и око­ло Консерватории инвалид на костылях, выходя из троллей­буса, стал громко кричать: «Всюду жиды! Одни жиды! Ста­лин — жид! Молотов — жид!» Троллейбус хранил гробовое молчание. Я вспомнил это потому, что Надежда Николаевна была точно так же безраздельно убеждена, что в СССР до сих нор правят евреи, что в этом отношении ничто не изменилось со времен революции. Эта точка зрения была для меня но­ва. Н.Н. мне совершенно не верила, когда я робко пытался ей объяснить, что с 1938 года это совсем не так.

Н. Н., как и Нилус, собиравший в сундук материальные признаки приближающегося Антихриста, включая эмблему резинового завода «Треугольник», видела во всем признаки торжествующего жидомасонства. Я принес французский ка­толический журнал, где, естественно, упоминались епископы. При виде слова Magister ее лицо вытянулось:

— Какая гадость! Они всюду!

— Кто?

— Смотрите: магистр! Это же масонское звание.

Я пытался ее уверить, что это слово здесь обозначает епи­скопа.

— Как будто я не понимаю, — самоуверенно возразила Н. Н. — Это сделано специально. Для одних так, для других эдак.

Она часто приходила ко мне слушать радио. Услышав в русской передаче «Голоса Израиля» раннее стихотворение Маршака «Иерусалим», она возмутилась:

— Какая гадость! Значит, он тайком писал такие стихи!

— Но это его ранние стихи!

— Рассказывайте!

К Израилю она относилась враждебно. Он был для нее во­инствующим антикультурьем, где процветает один лишь ма­териализм. В советскую антиизраильскую пропаганду она не верила, считая ее трюком. Когда антимасонство стало офи­циальной темой советской печати, она, вероятно, установила связи с кем надо, как старый и заслуженный воин, и с пеной у рта хвалила книги Н. Яковлева. Солженицын и Сахаров бы­ли для нее масоны. При всем том мы поддерживали наилучшие отношения. Ко мне она была исключительно доброже­лательна, полагаю, совершенно искренне. Иначе я должен был бы объяснить ее поведение стремлением заручиться на всякий случай через меня протекцией сионских мудрецов.

96

То, что война неминуема, я понимал в конце мая 1967 го­да слишком хорошо. Израиль был загнан в угол, бездейст­вие угрожало самому существованию страны. Просматривая в ФБОН западные газеты с весело смеющимся Насером на во­енном аэродроме в Синае, я сказал про себя: «Ну, не долго тебе смеяться». Я был совершенно уверен в победе Израиля, антиизраильская истерия советской печати меня лишь раздра­жала. В этих условиях я решился на шаг, который мог стоить мне очень дорого, но почему-то остался без последствий. Я написал письмо Косыгину. Конечно, я не надеялся в чем-то убедить его, но для меня это было актом автоэмансипации, по словам Пинскера. Текст письма сохранился у меня лишь час­тично:

«Не могу не выразить своего беспокойства по поводу глубоко ошибочной и опасной политики СССР на Ближ­нем Востоке. Возобладавшая тенденция, начиная с печальной поездки Шепилова в Каир в 1955 г., поддерживать арабские страны в ущерб Израилю приведет рано или поздно к ката­строфическим последствиям. Достаточно очевидно, что в та­ких странах, как Египет, Алжир, Ирак, Сирия, сложились на­ционал-социалистические режимы, неизбежно превращаю­щие этот район в очаг непрестанного беспокойства и военных опасностей.

Вам не следует напоминать о запрете в этих странах ком­мунистических партий. Первенство в этом районе принад­лежит нацистскому диктатору Насеру, который под маской борьбы с Израилем накапливает силы для вооруженного за­хвата соседних арабских стран. Народ Египта продолжает жить в нищете, а вся обильная помощь ему тратится на воен­ные и стратегические цели. Йеменские события и давление на Аден ясно показывают цели Насера. Совершенно ясно, что в политике дальних целей интересы арабских нацистских диктаторов ничего общего с интересами СССР не имеют. Они преследуют объединение арабских государств и дальнейшие экстремистские цели панисламистского характера, явно опас­ные для СССР. Эти цели были провозглашены Насером еще в 1954 г. СССР для Насера играет роль дойной коровы и орудия достижения своих целей. Еще