Мощные, словно бы и впрямь накачанные анаболиками мышцы«рекордсмена» медленно, но верно худели. Ввалился рельефный живот, опустилисьплечи, согнулась могучая шея и поникла голова с наклеенным на нее кусочкомкаракуля – буйной африканской шевелюрой. Дольше всех держалась бамука, но вотобвисла и она. Какая-то минута – и на месте поразительно правдоподобнойлатексной куклы валялась бесформенная черно-лиловая тряпка.

И вдруг Соня тоненько взвизгнула, прижала ладони к щекам – исогнулась так резко, что Струмилин испугался, что она теряет сознание и сейчасрухнет на пол. Но Соня и не собиралась падать – она хохотала, всплескиваяруками, сгибаясь и разгибаясь, выталкивая из себя вместе со смехом несвязныеслова:

– Не было там… не было никаких мужиков! Только эти… А они,дуры… Понимаете, в «Ла ви он роз» везли на тележке гору таких голых уродов, иодин какой-то вдруг сдулся… и так вот что там случилось!

В то же мгновение перед глазами Струмилина возникло зрелищевеликолепно одетых леди и джентльменов, едущих на одной общей тележке, подобнопациентам клиники Стравинского, вот только что не поющих хором «Славное море,священный Байкал», – и он даже схватился за голову, наконец-то постигнувизощренное ехидство Лиды, заставившей взбесившихся с жиру элитарных бабенокобнажаться и всячески извиваться перед толпой мужиков, умело изваянных из латекса,или, как говаривали в старину, из каучука. Проще сказать, перед резиновымипупсиками!

Право слово, Миша Порываев мог быть совершенно спокоен зачесть своей Оксаны. Другое дело, что следовало всерьез встревожиться за еепсихику…

– Химик-органик, – потрясенно пробормотал Леший. – Так тебя,этак и переэтак!

– Химик-органик?! – насторожился Струмилин. – Думаешь, безтвоего знакомца Бориски тут не обошлось?

– А то! – Леший задыхался от возмущения. – Ну, попадись онмне, я ему рожу-то еще больше кулаками намаслю!

– Стоп! – вскинула руку Соня. – Вот что все время хочуспросить и все время сбиваюсь с мысли. Этот Бориска – как он выглядит? Фамилиюего не знаешь?

– Помнишь, проводник описывал парня, который тебя пристроилв поезд? – подсказал Леший.

– Смутно припоминаю, а что? – насторожилась Соня, иСтрумилина поразило, каким затравленным стал ее взгляд.

– Так вот это – копия Бориски Немкина. И если я все правильнопонимаю, он сейчас в Северолуцке. А у меня к нему хор-роший счетец. Так чтоесли ты едешь, Сонечка, я еду с тобой. Только одна просьба – забежим по пути вмою мастерскую на Рождественке, а? Буквально шесть секунд! Я хоть бутербродов вдорогу наделаю, и вообще, есть у меня там одно дельце. Ну, давай одевайся, яподожду.

– Погоди, не суетись, – буркнул Струмилин, испытываясильнейшее огорчение оттого, что нельзя сдуть Лешего, как того негра, изаставить его замолчать. А также убраться с дороги. – Соня, ты что, этогоБориса откуда-то знаешь? Видела его раньше?

Она взглянула умоляюще, словно бы со страхом, и вдруг глазастали злые, дерзкие, словно бы Соня на все махнула рукой – и на него, АндреяСтрумилина, в том числе:

– Да! Видела! Помните, я упоминала про свое алиби? Ну таквот, в день Костиной смерти меня не было дома потому, что я проводила время сэтим… Борисом. На следствии он благородно сообщил, что я никак не моглаотравить мужа, потому что он, Борис Какойтович Немкин, подвозил меня на попутке,потом дошло до выпивки и всего прочего. И кохались мы с ним якобы целые суткина даче у его дружка. Вот такое у меня железное алиби…

– Вранье! – пылко возмутился Леший. – Этот Борис врун, пробынегде ставить! Он все наврал, будто у вас с ним… или было что-то?!

– Не помню, – еще выше вздернув подбородок, процедила Соня.– Помню, как я остановила попутку и села, а потом… просыпаюсь в измятойпостели, все мои вещи на полу валяются. Я оделась, кое-как сообразила, что наЛиповой нахожусь – это станция пригородная, там дачный поселок, – села наэлектричку и приехала домой. А дома… Костя, милиция… И я никак не могла понять,куда девались сутки из моей жизни, пока не появился господин Немкин и незасвидетельствовал, что я провела с ним ночь на станции Липовой.

– И ты так ничего не помнишь? – жалостно спросил Леший. –Надо же, какие аналогичные провалы в памяти у вас с Лидочкой! Близнецы!

– Думаю, у Лидочки твоей никаких провалов в памяти не было,– холодно сказал Струмилин. – Она своим друзьям голову морочила, почву готовила.Отправка Сони в Нижний Новгород – ничего не помнящей, почти без сознания –конечно, Лидой и Борисом продумана заранее. И как по заказу ты, Леший, сразуназвал Соню Лидой, сбил ее с толку окончательно. Но история с Чуваевойпривлекла наше внимание к Борису… Почти уверен, что это он заманивал Соню накладбище. Там бы ее стукнули по голове, одурманили в тишине и безлюдье,погрузили в машину и доставили прямиком в поезд. Но мы пришли помянуть Костю –и спугнули Бориса. Помнишь, Соня, там кто-то бродил по могилкам? Факт, этоНемкин рыскал, клацая зубами. Потом ушел несолоно хлебавши, со злости небосьзакидал камнями тети-Раин «Москвич»… Это к делу не относится, – махнул он насвоих слушателей, у которых вдруг сделались обеспокоенные лица. – А в день смертиКости… тяжко мне такое про старого друга говорить, но боюсь, он состоял в делес этой парочкой подлецов и разбойников. А когда стал им не нужен, они егоубрали. Но ты – ты, Соня, еще была им нужна, поэтому они и состряпали тебеалиби. Мерзкое, гнусное, оскорбительное – как раз в духе этой мужененавистницы,твоей сестры. И фотографии подкинули Валерке, чтобы тебя еще больше унизить.

– И зачем же я им понадобилась, как ты думаешь? – спросилаСоня, глядя на Струмилина по-девчоночьи растерянными глазами.