Это верно, подумала Нана, Саша за свою семью глотку любомуперегрызет, и если, не дай бог, что-то случится, а он потом узнает, что теткаобращалась к Нане Ким за помощью, а Нана не смогла или не захотела ничегосделать… Н-да, перспектива малоприятная.

– Характеры, – задумчиво повторила онавслух. – Ну что ж, характеры. Знаешь, мне кажется, что все человечестводелится на охотников, земледельцев и пилигримов. Пилигримов совсем мало,охотников и земледельцев много и примерно поровну. Охотники гоняются за дичью,выслеживают, убивают, съедают и тут же забывают о ней и выходят на новую охоту.Земледельцы осваивают территорию, вспахивают, окультуривают, взращивают урожай,потом осваивают соседнюю территорию, но предыдущую не забрасывают и незабывают, а продолжают о ней заботиться. Они накапливают свои земли,приращивают их. А пилигримы видят только внутреннюю цель, и эта цель – даже незнание чего-то, а понимание. Понимание сути процессов, взаимосвязи вещей исобытий. Они ни за чем не охотятся и никакой собственностью не обрастают, онисвободны в своих передвижениях и идут только туда, где могут найти еще одинключик к пониманию. Вот спортсмены, например, типичные охотники: завоевалмедаль, поставил рекорд – и тут же двинулся вперед, к еще одной медали, ещеодному рекорду, достигнутая цель уже не интересна и не важна, интересна и важнацель, пока не достигнутая. Даже среди людей бизнеса часто встречаются охотники.Такие люди пробуют себя в каком-нибудь деле, им интересно, получится у них илинет, начинают заниматься, доводят дело до ума – и все, теряют к нему интерес,продают его и занимаются чем-то совершенно другим. Сашка Филановский –земледелец, только империю свою он строит не в бизнесе, а путем обрастаниялюдьми, которые на него молиться готовы. Даже бывших любовниц от себя далеко неотпускает. А Андрюша – самый настоящий пилигрим. Знаешь, сколько раз Сашапредлагал купить ему квартиру побольше, машину получше? Андрей ни в какую несоглашается. Ему ничего не нужно, кроме того, что у него есть. Он ведет своисеминары, пишет лекции, придумывает что-то, копается в собственных и чужихмыслях, создает собственную философию…

Она рассказывала, смотрела на Антона, который сидел рядом ивнимательно слушал, и никак не могла отделаться от ощущения иррациональностипроисходящего. Антон – брат Саши и Андрея. Антон – человек, которого ТамараЛеонидовна Филановская фактически лишила не только отца, но и матери, инормального детства. И никто, кроме самого Антона, а теперь и ее, Наны, об этомне знает. Что чувствовал Антон, работая на Сашу Филановского? О чем думал? Очем переживал? Каково ему было видеть семью Филановских в полном сборе, в любвии согласии, и знать, что сам он был всего этого лишен не без помощи Тамары?Знал ли он с самого первого дня пребывания в издательстве «Новое знание», накого работает, или догадался намного позже? Каким образом догадался? Почемуничего не сказал Нане? А если знал заранее, то почему устроился на эту работу?Был какой-то особый интерес или простое совпадение? Вот о чем им бы надо сейчасразговаривать, а не о каких-то там охотниках, земледельцах и пилигримах. Нодело есть дело. Антон задал свои вопросы, и сейчас ей нужно постаратьсяответить на них максимально подробно и четко. Сейчас она – не уставшая женщина,закутавшаяся в теплый уютный халатик и полулежащая на диванчике, прислонивголову к мягкой подушке, а начальник службы безопасности, подчиненный которойоказался в сложном положении. Она – сильный руководитель, а не слабаялюбовница, и долой эмоции, как во время выступления на соревнованиях. В то жевремя ее не оставляло ощущение истекающего времени: еще чуть-чуть – и она так иостанется для Антона начальницей, останется навсегда, и уже никогда не вернутьту дружбу, доверие и теплоту, которые она так ценила в их отношениях. Нельзя втакой острый, непростой для него момент не спросить о том, о чем спроситьхочется, не задать те вопросы, которых он ждет, потому что это, по большомусчету, куда важнее, чем спокойствие и благополучие Любови Филановской, не кночи будь она помянута. Нельзя цепляться за профессиональный статус, когдаАнтону – Нана была в этом уверена – нужно человеческое сочувствие и интерес кего собственным переживаниям. Да и ей самой эти его переживания намного важнееи интереснее братьев Филановских.

Антон внимательно слушает, не сводя с нее глаз, и вроде бывсе в порядке: все идет так, как надо, но внутренний таймер отсчитывает сотыедоли секунд, и неумолимо приближается та точка, миновав которую уже невозможнобудет ничего исправить. Как на льду, во время подхода к прыжку: наступаетмомент, когда нужно прыгать, иначе не прыгнешь вообще, и в лучшем случаеполучится никому не нужная «бабочка», а в худшем – не получится ничего.

Но вот странное дело: чем дольше Нана рассказывала, темотчетливее становилось ощущение спадающей пелены, словно с каждым произнесеннымсловом срывался очередной кусочек прозрачной кисеи, занавешивающей сцену, накоторой стоят двое мужчин: Александр Филановский и Антон Тодоров, он же ВладимирЮрцевич. Картинка постепенно становится ярче, объемнее, прорисовываютсянеожиданные детали, и внезапно Нану охватила невыносимая, острая тоска. Божемой, дура, какая же она дура!

Она остановилась на полуслове, не закончив фразу,приподнялась и взяла Антона за руку.

– Это все ерунда, не имеет никакого значения. Об этомможно поговорить потом. Сейчас важно совсем другое. Тоша, как же ты все этопережил? Тебе было очень трудно? Или ты ничего не знал?

По тому, как изменилось его лицо, как дрогнули губы в благодарнойулыбке, Нана с облегчением поняла: она успела. Она вовремя поймала момент, неупустила его, и прыжок получился.

Он подходил к дому и чувствовал, что волнуется, какмальчишка перед экзаменом. Ему уже двадцать лет, армию отслужил, а способностьнадеяться на чудо так и не утратил, хотя никаких особых оснований для такойнадежды у него не было. Все два года срочной службы он регулярно писал письмаотцу и даже иногда получал ответы, но ничего нового в тех скупых строчках непрочел. Отцовские письма были короткими и формальными, и не было в них тойтеплоты, которой так не хватало Володе Юрцевичу.

О своем возвращении он, конечно же, предупредил отца, инаписал ему заранее, и потом еще телеграмму дал с указанием точной датыприбытия домой, и, свернув на знакомую улицу, изо всех сил напряг зрение: вотсейчас он увидит отца, стоящего на крыльце или даже возле калитки ивысматривающего Володю. Они не виделись целый год, с тех самых пор, как Володяприезжал в отпуск, и за этот год отец, наверное, соскучился и понял, как многозначит для него сын – единственный родной человек на этом свете. Они побегутдруг другу навстречу, обнимутся, и начнется у них жизнь совсем другая, такая, окоторой Володя мечтал еще пацаном, еще тогда, когда жил в интернате и ждал отцаиз тюрьмы.

Но, как ни всматривался, ничего он не увидел. Никто не стоялвозле калитки, и крыльцо дома было пустым. Наверное, отец на работе, хотя делок вечеру, должен был бы уже вернуться… Ступив на участок, Володя осмотрелся:ничего отец не сделал, кусты стоят неухоженные, необрезанные, единственнаяяблоня поедена жучком, кругом сорняки. В прошлом году, во время отпуска, Володяпоправил дверь и починил крыльцо, а покрасить не успел, так за год у отца и доэтого руки не дошли. Ничего ему не нужно, ничего не интересно, кроме одного.Ходит на работу, пьет и пишет свои бесконечные письма на тот свет.