Дверь оказалась незапертой, значит, отец все-таки дома.

– Пап! – громко крикнул Володя, снимая в сеняхсапоги. – Я приехал! Ты дома?

Тишина. Впрочем, нет, какие-то звуки он уловил, и сразустало тошно. Отец спал и во сне храпел. Пьяный. Даже в такой день не мог невыпить. А скорее всего, и вовсе позабыл о том, что сын из армии возвращается.

Он прошел в дом босиком, окинул взглядом комнату: отец спитна диване, накрывшись стареньким, протертым чуть ли не до дыр одеяльцем, настоле початая бутылка водки, эмалированная кружка, открытая тетрадь в клеточкуи шариковая ручка. Володя заглянул в тетрадь.

«Наденька, любимая моя! Не разговаривал с тобой два дня иуже соскучился…»

Ничего не изменилось. Отец по-прежнему думает только о ней,о той женщине, которую так сильно любил и которая родила ему сыновей. Думает оней, пишет ей письма. Все эти годы пишет. Их в подполе уже тонна, тетрадок этихс письмами в никуда.

Володя закрыл тетрадь, убрал бутылку, сполоснул и поставилна место кружку, разделся до пояса, умылся с дороги, вскипятил чайник, налилсебе чаю, отрезал кусок черного хлеба, тоненько намазал горчицей и слегкаприсыпал солью и, держа в одной руке чашку, в другой – хлеб, вышел на крыльцо иприсел на ступеньку. Как он мечтал все последние месяцы об этой секунде!Вернуться наконец домой и посидеть на крылечке, наслаждаясь тем, что нет большеказармы, приказов и нарядов, и нет режима, и не нужно никуда спешить, и ничегоне надо делать, а можно просто сидеть, пить сладкий чай с любимым еще со временинтерната лакомством – черным хлебом с горчицей и солью, дышать теплым послежаркого июньского дня вечерним воздухом, прислонившись голой спиной к балясинами ощущая кожей ласку нагретого солнцем дерева, и знать, что ночью он будетспать в своей кровати, один в комнате, и проспит столько, сколько захочет, и небудет утром надсадного, с ехидным злорадством, крика: «Рота, подъем!» Ужепотом, на следующий день, все станет привычным, словно и не было двух армейскихлет, и радость не будет такой острой, как именно в этот первый вечер, и емухотелось насладиться им полностью, не упустить ни одной секунды, ни одноймелочи, ни одного ощущения. Он так давно готовился мысленно к этому вечеру!

И почти ничего не чувствовал, кроме горечи и разочарования.Он проиграл. Он боролся столько лет – и все напрасно. У него ничего неполучилось. И самым счастливым днем его жизни по-прежнему остался тот день,когда отец вернулся из тюрьмы и пришел за ним в интернат. Ровно семь лет назад…

* * *

Ребята в интернате были разные: и те, кто своих родителейникогда не знал, и те, кто их знал и помнил, были и те немногие, в их числе иВолодя Юрцевич, кто ждал, когда их заберут. Отца Володи родительских прав нелишали – не за что, вопрос был только в том, когда его освободят. Ну, и еще втом, захочет ли он взять сына, появится ли в интернате или оставит мальчика напопечении государства, сделает вид, что никакого сына у него отродясь небывало, и станет жить своей жизнью, свободной и бессемейной.

Директор интерната несколько раз писала начальнику колонии,где отбывал наказание Сергей Дмитриевич Юрцевич, спрашивала о срокахосвобождения и просила узнать у осужденного, какие у него планы в отношениисына, собирается ли он его забирать или будет писать отказ от ребенка, и, такимобразом, Володю можно будет предлагать к усыновлению. Если забирать не будет,то пусть напишет отказ уже сейчас, потому что Володенька – мальчик умный,способный, с хорошим характером и очень симпатичный, и когда приходят будущиеусыновители выбирать ребенка, то всегда обращают на него внимание, так что покаеще есть возможность устроить судьбу Володи наилучшим образом. Начальник ИТКвсегда отвечал на ее письма и сообщал, что осужденный Юрцевич С.Д. будетосвобожден, скорее всего, по окончании срока наказания, ибо ни поведениемсвоим, ни отношением к труду не демонстрирует исправления и перевоспитания и,таким образом, ни условно-досрочному, ни условному освобождению не подлежит.Отказываться от ребенка Юрцевич С.Д. не намерен.

Однако что-то все-таки произошло, то ли амнистию объявили послучаю 65-й годовщины Великого Октября, то ли осужденный Юрцевич С.Д.изменил-таки свое отношение к труду и правилам внутреннего распорядка, то лиадвокат сумел выхлопотать пересмотр дела и снижение срока наказания, то липрошение о помиловании сыграло свою роль, но из восьми назначенных приговоромлет он отсидел семь и был освобожден.

Из тринадцати прожитых на свете лет только три года Володяпрожил рядом с отцом. Когда мальчик родился, Юрцевич уже был арестован, когдавернулся, сыну исполнилось три, а когда его посадили во второй раз, Володе былошесть. Вот и считайте.

Год, прошедший после того, как отца снова посадили, Володяпомнил смутно. В памяти осталось, что мама все время плакала, иногда целымиднями не разговаривала с ним, молчала и лежала, отвернувшись к стене, пилакакие-то таблетки, после которых или становилась радостно-возбужденной, шумнойи энергичной, или впадала в транс и сидела неподвижно, мерно покачиваясь настуле. Однажды она взяла Володю и поехала вместе с ним на улицу Горького, тамони зашли во двор какого-то дома и долго сидели, пока мимо не прошла женщина сдвумя мальчиками. Мама о чем-то говорила с ней, сначала негромко, и Володе небыло слышно, а потом закричала: «Господи, да чем же она его так приворожила?!Она же ему всю жизнь сломала, и мне тоже! И вы… Это все из-за нее и из-за вас,я знаю! Что же вы со своей мамашей нас никак в покое-то не оставите?!» Женщинаответила что-то резкое, повернулась, схватила мальчиков за руки и ушла, а мамадолго еще сидела на скамейке и плакала, судорожно прижимая к себе сына.

Потом к ней стали приходить какие-то люди, которых Володяраньше не видел, они вместе с мамой пили вино… А потом мама попала под машину иумерла. Краем уха мальчик слышал, что мама вроде бы была сильно пьяной и ещеона будто бы не случайно оказалась под машиной, а сама бросилась. Это случилосьв октябре 1976 года, Володя уже пошел в первый класс.

У Юрцевичей не оказалось родственников, которые захотели бывзять осиротевшего ребенка к себе, и его определили в интернат. Он взял с собойнесколько любимых игрушек, учебники, тетради и две фотографии – мамину ипапину. Он хотел взять такую, чтобы они были вместе, но не нашел ни одной.Шесть следующих лет смотрел на фотографию отца и представлял, как он вернется,как придет за сыном, приведет его домой, в квартиру на улице Расплетина, и какони заживут вместе, папа будет по утрам уходить на работу, Володя – в школу, вечеромпапа проверит у него уроки, по выходным будут ходить в планетарий, зоопарк илиеще куда-нибудь, неважно – куда, важно, что вместе. У них будет семья. Папаочень хороший, добрый, красивый и умный, и Володя будет о нем заботиться истараться, чтобы отец никогда не пожалел о том, что не оставил сына винтернате. Даже когда мама уже стала не такой, как раньше, и все время плакалаи пила таблетки и вино, она постоянно повторяла:

– Сыночек, самое главное в жизни – семья. Ради еесохранения можно и нужно идти на любые жертвы. На горло себе наступи, носделай, если это поможет сохранить рядом с собой тех, кого ты любишь.