– Значит, мы для этого приехали? – спросил Володя.

Его знобило, он не понимал, радоваться ему или печалиться.Он вспомнил, как мама кричала на ту женщину с мальчиками, и понял, что этобыла, наверное, тетя или бабушка. Раз мама кричала на нее, значит, эта женщина– злая, плохая. У него есть братья! А он все эти годы ничего не знал о них. Ониже тут, в Москве, и он мог бы, живя в интернате, встречаться с ними повоскресеньям, вместе гулять, играть, ходить в кино. Может быть, он ходил бы кним в гости. А они знают о нем? Но получается, что папа маму не любил, что ли?Если у него была другая женщина, значит, не любил. Но он же не развелся, неженился на той, другой, значит, наверное, все-таки любил маму… Мысли путались,никак не связывались в логическую конструкцию, наскакивали одна на другую.

– Ты меня с ними познакомишь сегодня, да?

– Нет.

– Почему?

– Они не хотят меня знать, и тебя тоже.

– Почему? – настойчиво спрашивал Володя. –Что мы им сделали плохого?

– Вырастешь – поймешь. Я просто хочу их увидеть.

Почему-то в этот момент Володе вспомнилось, как он обиделсяи огорчился, когда отец отказался от предложенной сыном совместной поездки накладбище, на мамину могилу.

– Я уже был там, как только вернулся, – ответилотец.

– Как же ты нашел могилу? – удивилсяВолодя. – Тебя же не было на похоронах.

– Тетя Рита, мамина подруга, мне показала, она со мнойездила.

– Давай теперь вместе съездим, – настойчиво просилВолодя, но отец так и не согласился.

Для Володи эта поездка была особенно важной, он ее вымечталпримерно год назад. Вот папа вернется, заберет его, и они сразу поедут к маме,постоят над могилой, поплачут, обнимутся и так в обнимку и пойдут к выходу,оставляя в прошлом все горести и беды и шагая навстречу новой жизни, полнойрадости, долгой и счастливой. Вот так как-то это виделось мальчику. Но ничегоне вышло.

Значит, к маме вместе с сыном он поехать не захотел, а водвор к чужой тетке потащился, на сыновей посмотреть.

– Как их зовут? – ревниво спросил он.

– Саша и Андрюша.

– Они тебя знают?

– Нет.

– Тогда зачем тебе на них смотреть? Ты даже поговоритьс ними не сможешь.

– Вырастешь – поймешь, – повторил отец фразу,которую Володя потом будет слышать очень часто. Так часто, как будет заходитьразговор о его братьях и о женщине, которую когда-то любил отец.

Они вынырнули из подъезда внезапно, и отец сразувстрепенулся и схватил Володю за руку.

– Вот они, – одними губами произнес он. – Моимальчики.

Такой боли и ревности Володя никогда до той поры не знал. Вкнижках читал про это и не понимал, о чем, собственно, речь, какая такаяневыносимая боль в душе? В голове – понятно, и когда зуб болит – тоже понятно,но чтобы душа болела? Оказалось, что зубная боль – ничто по сравнению с тем,что он сейчас испытывал.

Парни были его возраста, но это и понятно, они родились водин год с Володей, на несколько месяцев позже. Рослые, темноволосые,атлетически сложенные, веселые, со спортивными сумками, висящими через плечо,они упруго прошагали метрах в десяти от них, о чем-то увлеченно разговаривая, искрылись под аркой, ведущей на улицу Горького.

Ни в какое кино отец с сыном не пошли, и мороженого тоже небыло. Они вернулись на вокзал, сели в электричку и в полном молчании поехалидомой. В вагоне рядом с ними сидел какой-то дядька с транзисторным приемником вруках и с умным видом слушал радиопередачу. В уши Володи то и дело стучалиназойливые слова «Уренгой – Помары – Ужгород», которые ему уже оскомину набили,потому что раздавались из всех радиоточек целыми днями. Он с удовольствиемпоговорил бы с отцом, но тот отвернулся к окну и, кажется, задремал. Мальчик пожалел,что не взял с собой кубик Рубика, сейчас было бы чем заняться. Пришлосьразвлекать себя самому, и Володя начал вспоминать своих братьев, красивых,веселых, уверенных в себе и в том, что все в их жизни будет простозамечательно. И спортивные сумки у них были замечательные, с тремя полосками,«Адидас». Интересно, настоящие, фирменные, или поддельные? Наверное, настоящие,папа сказал, что у них семья богатая и бабушка – народная артистка, часто заграницу ездит на гастроли. Небось оттуда все настоящее привозит. Нудятина про«Уренгой» наконец закончилась, и стали передавать концерт по заявкам. Изтранзистора полилась популярная песня в исполнении Софии Ротару, «Меланколия –дульче мелодия», и Володя стал представлять себе, как здорово было бы прийти натанцы в настоящих «адидасовских» кроссовках и пригласить Зойку Веденееву, самуюкрасивую девчонку в классе…

Володя не умел объяснить самому себе происходящее вкатегориях, понятных тринадцатилетнему подростку, а отец ничего большеобъяснять не хотел, и мальчику пришлось обходиться собственной логикой. Папапросто отвык, говорил он себе, в тюрьме, наверное, совсем другая жизнь, и онотвык от того, что у него есть сын, и с ним можно общаться, и ездить куда-то,ну пусть не в Москву, но хотя бы на рыбалку или в райцентр, там клуб есть икинотеатр. Он переживает из-за того, что ему не разрешили жить в Москве,загнали за 101-й километр и не дают работать художником. Ему нужно время, чтобыоправиться, прийти в себя, и Володя должен набраться терпения и быть хорошим сыном.Все наладится, только нужно очень стараться. Так мама говорила.

Но время шло, и ничего не налаживалось. Отец по-прежнему необращал на сына внимания и очень мало с ним разговаривал, успехами в учебе неинтересовался и даже на родительские собрания в школу не ходил. Зато примернораз в два месяца ездил в Москву посмотреть на сыновей. Володя с ним не ездил,слишком больно было.

Потом, как-то одновременно, боль утихла, а отец началвыпивать. Произошло это примерно через год после переезда в деревню. ОднаждыСергей Дмитриевич здорово напился, упал, разбил лицо. Володя сбегал зафельдшером, потом всю ночь сидел возле постанывающего отца, менял компрессы ипримочки, приносил питье с медом и лимоном. Через два дня настало воскресенье,и отец собрался в Москву. По воскресеньям Саша и Андрей выходили со спортивнымисумками из дома примерно в одно и то же время, похоже, ездили на тренировки вкакую-то секцию, и отец теперь ездил в столицу не наугад, а к точноопределенному часу. Если мальчики ехали на тренировку не из дома, то по ееокончании обязательно возвращались домой.

– Ты никуда не поедешь, – строго сказал Володя,критически оглядывая покрытое корками засохшей крови лицо отца. – Тебязадержит первый же милиционер. Ну ты посмотри на себя! Натуральный бомж. А еслиих тетка выйдет и тебя заметит? Ты говорил, она с тобой знакома. Вдруг она тебяузнает? Испугается еще, милицию вызовет. Тебе это надо?

Сергей Дмитриевич хмуро взглянул в зеркало и тяжелоплюхнулся на продавленный, с прорванной обивкой диван.