– Я сделала это ради тебя!

– Нет, это не так. Ты сделала это не ради меня, ты сделала это ради себя.

Мия отшатнулась, словно ее ударили. Это было так похоже на правду, что ей пришлось согласиться. Но эта реплика так встряхнула ее, что она перестала ежиться и высказала то, что было у нее на душе.

– Да, все так и было, – сказала она. – Ты пригласила меня сюда, желая мне помочь, я прерасно это понимаю. Я всегда буду тебе благодарна. Когда я приехала сюда, у меня не было никакого представления о том, кем была твоя бабушка, она меня совершенно не интересовала. – Мия обвела рукой хижину. – Но я жила в окружении ее вещей, и ты должна признать, что здесь ощущается некоторая несообразность, что заставляет задуматься над тем, кем же она была на самом деле. Поэтому я начала осматриваться. У меня не было никакого плана.

– А потом я попросила тебя не продолжать. Мия, это слабое оправдание.

– Ты права. Но это было только начало. Потом все вышло из‑под контроля само по себе. В тот день ты сказала мне – я никогда не забывала об этом, – что не испытываешь по отношению к своей бабушке ничего, кроме стыда, и что все это нужно оставить в прошлом. Меня тогда пробрала дрожь, это звучало так холодно. Но ты продолжила и рассказала мне свою историю, а также и то, что твоя мать так и не пожелала продать эту собственность. Она платила за нее налоги, несмотря на то что была бедна. Ты помнишь, что ты тогда сказала? Ты сказала, что собираешься держаться за эту собственность до тех пор, пока не поймешь, почему она так поступала.

– Значит, ты собралась найти ответ для меня, – с нескрываемым сарказмом бросила ей в лицо Белла.

– Да. И для себя. Я подумала, что смогу докопаться до правды, узнать, что за человек была Кейт…

Белла потеряла терпение.

– Ты хотела узнать, что за человек была Кейт? Продолжай, Мия. В чем же именно ты хотела разобраться?

Мия как будто окаменела.

– Я знаю таких, как ты, – едко проговорила Белла. – Ты примеряешь на себя новый образ так же, как новый наряд. Тебе захотелось попробовать рыбалку нахлыстом, и ты, надев костюм и взяв снаряжение, думаешь, что дело в шляпе. Просто спорт. Ты не подумала, как все это заденет меня. Ты все испортила.

Несправедливое обвинение было таким болезненным, что Мие показалось, что ее ударили ножом. От боли у нее перехватило дыхание, и на какое‑то время она потеряла дар речи. Потом в ее сердце вспыхнула ярость. Она вырвалась из глубины души и, облекаясь в слова, сорвалась с ее уст:

– Это ложь! Очередная ложь! В этом городе так много лжи, что все от нее ослепли. Ты говорила мне, что, занимаясь нахлыстом, главное – прислушиваться к своим чувствам. Но ты не прислушиваешься к своим чувствам, когда речь идет о твоей семье, ты не хочешь услышать правду, не хочешь видеть ее, а ведь она у тебя прямо перед носом. Оглянись, этот дом полон ключей к разгадке судьбы твоей бабушки, а ты даже ни разу не взглянула на них. Ты хочешь их выбросить. Белла, обрати внимание! Горожане не говорят о скандале, связанном с именем твоей бабушки. Они почитают ее. Они не тыкают в тебя пальцем, они раскрывают свои объятия.

– Почитают ее? Они называют ее проклятой убийцей! Из‑за них моя мать уехала из города!

– Да, это было давным‑давно. Город предпочел поверить скандальным сплетням и лжи о твоей бабушке, а не докопаться до правды. Это было неправильно. Но ты тоже приговорила ее, поверив историям, рассказанным твоей матерью. Я не знаю, почему твоя мать уехала, только не из‑за того, что с ней дурно обращались. Это всего лишь ее версия правды.

– Кто ты такая, чтобы говорить со мной о моей матери? Или о бабушке? Они тебе не родственники.

– Пусть она и не моя бабушка, но я полюбила ее. И все‑таки давай поговорим о твоей семье. Твоя мать не защищала ее. И ты тоже. – Мия швырнула ей в лицо свое гневное обвинение с такой силой, какой сама не ожидала.

Белла вскинула голову.

– Нет, я не защищала ее, – прохрипела она в ответ. – Зачем бы я стала это делать? Ты думаешь, я не размышляла о том, что пришлось пережить моей матери? Мне всю жизнь приходилось мириться с этими болезненными воспоминаниями. День за днем. Я больше не хочу к ним возвращаться!

– Но ты же вернулась! – закричала Мия.

Лицо Беллы исказилось, она развернулась и подошла к окну, как будто что‑то высматривая. Мия видела, что она борется с собой, как львица, чтобы сохранить хладнокровие. В конце концов ей удалось взять себя в руки.

– И ты, и твоя мать отвернулись от нее из‑за обиды и гордости, – тихо проговорила Мия. – Не отворачивайся от нее сейчас. Любая семья борется с правдой и ложью. С семейными тайнами. Твоя семья не отличается от других, просто она более известна из‑за своего положения. Моя мать говорила, что в каждой истории есть три участника. Он, она и истина. Я только пыталась узнать истину.

Белла не ответила.

– Дай шанс Кейт. Она – твоя бабушка, она правда удивительная женщина. Ты не знаешь, какой она была в действительности, и это стыдно. Потому что ты очень похожа на нее.

Белла, по‑прежнему стоя спиной к Мие, заговорила более спокойно:

– Ты говоришь так, как будто знаешь ее. Ты же ее совсем не знаешь.

– Нет, знаю. Она присутствует здесь. Если ты откроешь свое сердце, и ты узнаешь ее. Она взывает из могилы.

Белла повернулась. Ее лицо было холодным, но ее темные глаза сверкали, как обсидиан, когда она бросила последнее оскорбление:

– Ты совсем спятила. Слышать голоса…

– Я не слышу ее голоса, – ответила Мия, не попадаясь на удочку. – Я читаю ее мысли.

Время пришло. Мия вздохнула и направилась прямо к книжному шкафу. Теперь она была обязана отдать дневники. Белла нуждалась в них больше, чем она. Она открыла дневник Кейт и вытащила из него запечатанный конверт от миссис Майнор. Потом, держа в руках все три переплетенные тетради, она подошла к Белле и протянула их ей.

– Что это?

– Дневники Кейт.

Белла казалась ошеломленной:

– Где ты их нашла?

– Здесь, в книжном шкафу. Они были втиснуты между другими книгами. Один дневник Кейт вела, будучи двенадцатилетней девочкой. Два других – рыбацкие дневники. Это настоящее чудо, и они охватывают почти двадцатилетний период. Когда ты прочитаешь их, ты услышишь, как она говорит с тобой. Последняя тетрадь – рыбацкий дневник ее отца. Он – более поверхностный, но все же он написан твоим прадедом, преподобным Уолтером Уоткинсом.

Белла приоткрыла дневник и стала внимательно изучать девичий почерк. Словно не в силах справиться со своими эмоциями, она захлопнула его и посмотрела на Мию. Взгляд ее темных глаз был непроницаем.

Мия протянула к ней руку, в которой был длинный конверт, загнувшийся по бокам и измятый от долгого хранения в ящике на чердаке Люси Рузвельт.