Республиканский Генштаб сознавал, похоже, возрастающую опасность для гвадалахарского участка дороги Мадрид – Сарагоса, однако в поддержку распыленной и неопытной 12-й дивизии полковника Лакаля была придана всего одна рота танков Т-26.

На рассвете 8 марта моторизованная дивизия Коппи «Черные факелы», возглавляемая бронемашинами и танками «Фиат Ансальдо», с ходу прорвала республиканские порядки. На их правом фланге 2-я бригада дивизии «Сориа» недавно повышенного в звании защитника Алькасара генерала Москардо тоже взломала республиканский фронт, но, располагая только пехотинцами, была вынуждена вскоре отступить.

В тот день туман и морось местами сокращали видимость до 100 метров. Плохая погода продолжилась и 9 марта, когда итальянцы замедлили свое наступление, зато расширили проделанную в республиканских порядках брешь. На ночь они остановились, потому что замерзли и устали (часть их милиции по-прежнему была в летной форме одежды). Прерывание инерции наступления противоречило тактике блицкрига, опасность усугублялась также отсутствием скоординированной атаки на Харамском фронте. Роатта отправил срочный запрос Франко, но ничего не было сделано[523].

Английские и французские военные теоретики (за заметным исключением Лиддела Гарта и Шарля де Голля) приводили потом наступление при Гвадалахаре как доказательство непригодности стратегии танкового прорыва. Что касается немцев, то они знали, что прорыв осуществлялся с нарушениями, а главное, итальянцы не имели достаточной подготовки для такого маневра.

Миаха и Рохо отреагировали на угрозу оперативнее, чем раньше на Хараме: они срочно выслали подкрепление и оптимизировали структуру командования. Полковнику Хурадо было приказано сформировать базирующийся в Гвадалахаре VI корпус: он получил в свое распоряжение дивизию Листера, оседлавшую дорогу Мадрид – Сарагоса в Тарихе, 14-ю дивизию Меры справа, напротив Бриуэги, и 12-ю дивизию Лакаля слева. Полковник Лакаль возмущался, что командование не поручили ему, но его профессионализм мало у кого вызывал доверие. Советский советник Родимцев, побывавший на фронте перед самым началом наступления, пришел в ужас от увиденного. После трех дней боев Лакаль сказался больным, и вместо него командовать дивизией было поручено итальянскому коммунисту Нино Нанетти. В штабе было много иностранных коммунистов, штаб Хурадо находился под усиленным контролем советских советников, включая Мерецкова, Малиновского, Родимцева и Воронова.

Родимцев – за храбрость в этом сражении ему было присвоено звание Героя Советского Союза, а позже, под Сталинградом, он прославился как командир 13-й стрелковой дивизии – состоял при 2-й бригаде, которой командовал майор Гонсалес Пандо. Только что в 11-й дивизии Листера побывала Пассионария (Долорес Ибаррури Гомес): в мужской форме, в низко надвинутой фуражке, она беседовала в окопах с солдатами, в том числе с двумя пулеметчицами, которым, на взгляд Родимцева, было не больше 16–17 лет[524].

10 марта «Черные факелы» и «Черные стрелы» почти беспрепятственно достигли Бриуэги и заняли старый город, окруженный стеной. Днем патруль Итальянского батальона имени Гарибальди XII Интербригады, двигаясь по дороге из Торихи, столкнулся с отрядом соотечественников, воевавших на стороне националистов. После разговора патруль доложил, что соприкасался с подразделением дивизии «Littorio», наступавшей по главной дороге. После этого фашистская колонна, возглавляемая танками «Фиат Ансальдо», двинулась из Бриуэги, предполагая, что путь на Ториху открыт. Вспыхнула стычка между итальянцами, сосредоточившаяся позднее вокруг загородного дома Ibarra Palace. Итальянские коммунисты не упустили возможность заняться пропагандой при помощи громкоговорителей: группа во главе с Нино Нанетти убеждала фашистскую милицию перейти на сторону собратьев по классу. Самолет республиканцев сбросил листовки с обещанием безопасности и 50 песет любому дезертиру; тому, кто перейдет на другую сторону с оружием, сулили 100 песет[525].

На следующий день «Черные стрелы» потеснили войска Листера на главной дороге, но их наступление остановил у самой Торихи при помощи танков батальон имени Тельмана. 12 марта республиканцы контратаковали. Им помогало наличие бетонной взлетно-посадочной полосы в Альбасете, где командовал генерал «Дуглас». Против итальянцев действовало около 100 самолетов «Чато» и «Моска», а также две эскадрильи бомбардировщиков «Катюшка»; в центре их теснили контратаками при поддержке павловских Т-26 и нескольких более быстрых БТ-5. «Фиаты» итальянских ВВС не смогли подняться в воздух, так как их грунтовые летные полосы залило водой. Итальянцам пришлось отойти по сарагосской дороге и опять укрыться в Бриуэге. Генерал Роатта приступил к перемещению своих моторизованных дивизий, но в ходе этого сложного маневра много техники увязло в грязи, превратившись в легкие мишени для истребителей.

На рассвете 11-я дивизия Листера начала наступать по «французскому шоссе», выпустив вперед 2-ю бригаду. Из-за холода и снежно-грязевой каши двигаться можно было только по дороге, что привело к заторам и неразберихе. Родимцев стал свидетелем ссоры из-за права проезда между командиром батареи и офицером снабжения.

– Артиллерия – это все! – кричал артиллерист. – От нее зависит успех боя и всей операции!

– Может, постреляешь итальянскими спагетти? – не сдавался снабженец. – Кто подвезет тебе снаряды, если не мы?

Разозленный артиллерист приказал своим подчиненным столкнуть фургон с дороги, тогда снабженец вытащил пистолет[526].

XI Интербригада и бригада Кампесино отбили Трихуэке и двинулись по бриуэгской дороге, рассеивая попадавшихся на пути итальянцев. Жители Трихуэке сильно пострадали от ударов артиллерии и авиации. Мужчины разбирали развалины в поисках выживших. Среди убитых оказалась 18-летняя героиня Антония Портеро, командовавшая, согласно одному советскому донесению, ротой. Она одной из первых ворвалась в Трихуэке, но погибла от итальянской бомбы и осталась под развалинами дома[527]. Карл Ангер, свидетель этой сцены, наблюдал также прибытие Михаила Кольцова, ведущего советского журналиста с особыми полномочиями: «Приезжает машина. Из нее вылезает Кольцов. Он приветствует нас молча, как в доме, где только что умер человек»[528].

Но при виде свидетельств поспешного отступления итальянцев Кольцов повеселел. «Шоссе запружено итальянскими тракторами, перевозившими пушки, большими грузовиками «Лянча» и автомобилями. Валяются ранцы, оружие, патроны. В грузовиках много всякой всячины… Возбужденный парнишка уговаривает проходящих солдат забрать полдюжины гранат, угощает их сухарями. Солдаты, не останавливаясь, набивают свои ранцы гранатами и сухарями»[529].