Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гор держал удар, сколько мог. Но давление Хаоса, сомкнувшегося вокруг него, было все сильнее, а защиная сфера- все меньше… Не в силах сломать ее, Хаос медленно еесдавливал, надеясь в итоге пробраться к вожделенной пище – драконьему телу и драконьей силе.
Гор усмехнулся.
Ценой своей жизни. Черный дракон должен защитить мир от Хаоса любым способом. Даже ценой своей жизни.
Так говорил ему отец, который однажды и сам отдал жизнь Хаосу. Теперь и он, Гор, должен отдать себя. Его сила успокоит Хаос надолго. Может быть, на тысячу лет.
Господи! Если бы был способ остаться вживых, взревел Гор! Ведь он не может, не имеет права умирать! Потому что Золотой опять одурманит драконов, опять попробует наложить лапу на Алиру – и убьет всех, кто захочет этому помешать!
Господи, если бы только был способ, простонал Гор.
Хоть какой-то способ! Если бы он, Гор, его знал!
Это было последнее яркое чувство, которое он себе позволил. Ведь способа нет. И Гор понимал это. Просто сердце рвалось при мысли о несчастьях, ждущих его близких после его смерти.
Он уже с трудом взмахивая крыльями, а граница защитной сферы все больше слабла.
Хаос – безликий, огромный словно бы взревел от радости, и с новой силой бросился на Гора.
«Вот и все, сейчас!» — без лишних чувств, подумал Гор.
И в этот момент – в миг, когда он ожидал страшного удара или боли разрываемой на части плоти, он вдруг услышал…
Словно бы зыбкий золотой лучик прорезал темноту перед ним, скрутился кругом, и из него донесся голос – прямо в сердце и голову.
«Гор, милый! Ты можешь… Возьми их силу! Прими ее, как … как я адори, принимаю тебя, дракона!».
И тут же исчез.
«Алира?!» — мысленно крикнул Гор.
Она не ответила, лишь за крошечную долю секунды в голове пронеслось сказанное ею: «Возьми их силу! Прими ее, как… как я адори, принимаю тебя, дракона!».
Времени осмыслить не было. Понимание возникло мгновеннно. Понимание смысла ее слов, как и понимание, что это – его единственный шанс.
Единственный шанс спасти мир, сохранив жизнь себе.
И единственный шанс расправиться с Хаосом навсегда. А это стоит попытки. Ведь в случае неудачи его ждет всего лишь смерть.
Нежданная радость надежды, сверкнула в большом измученном сердце дракона.
…Все это произошло за доли секунды, за доли секунды Гор услышал Алиру, за доли секунды понял ее.
И в миг, когда Хаос смел его ослабшую защиту, в тот миг, когда темные волны стихий устремились к Гору, чтобы сожрать, поглотить его, он не попробовал управлять ими.
Не попробовал один идти против Хаоса.
Он полностью открылся этой древней силе. Доверился, как доверялась ему его адори. Как отдавалась и открываясь ему в моменты их высшей близости и просто в их совместной жизни.
Черные драконы стихий – одной крови со стихиями. Они едины. А, значит, стихии должны признать в нем «своего». Не нужно лишь накладывать на них ограничения. Пытаться управлять ими. Ведь свобода не любит ограничений. Стихии могут лишь добровольно принадлежать тому, кто принимает их целиком.
Как адори.
«Принимаю!» — сказал он.
И внутрь Черного дракона хлынула первобытная, древнейшая тьма.
***
Наверно, у старых драконов действительно был план, не могли они просто послать самих себя на смерть. Но Гастор не успел узнать его.
В тот миг, когда Сайт обратился темно-коричневым с зелеными проплешинами драконом и взлетел, небо взорвалось. Послышался грохот, словно в конце времен, словно рушились самые основы мироздания.
Огромный черный дракон вынырнул словно бы ниоткуда. Такой же, как прежде – прекрасный, хищный, мощный. Но какой-то другой…
А вокруг него сгрудились тучи, вспыхивали молнии и языки пламени, крутились ураганные вихри.
Черный дракон пришел со всеми своими стихиями.
А дальше все решилось за несколько мгновений. Пристальный взгляд Черного вниз, и драконы вокруг словно проснулись. Опять изумленно оглядывались друг на друга, как в тот, первый раз, когда Гор снял золотое наваждение Эрбана.
Сайт лишь изогнул шею, взглянул на Гора и быстро приземлился, чтобы опять принять облик высокого статного человека и укрыться от гнева Черного, что скоро обрушится на Эрбана.
Эрбан взревел, но этот рев был больше похож на стон.
Никто никогда не узнал, что думал прежний Правитель, глядя в глаза своей смерти, летящей на него во всем своем могуществе.
А еще спустя мгновение Эрбан сделал круг и отчаянно взмахнул крыльями, устремляясь на север, в тщетной попытке избежать гибели. Черный резко, но спокойно развернулся и настиг его в несколько взмахов крыльев.
Надо отдать должное Эрбану, пронеслось в голове у Гастора… Отдать должное...
В поледние секунды жизни он не убегал и не молил о пощаде. Он развернулся, чтобы принять свою смерть. Даже изрыгнул навстречу противнику сноп убийственного золотого пламени. Но пламя разбилось об ураганы, окружавшие силуэт Гора.
… А потом Гор изогнул шею и изрыгнул… нет, не огонь. Это была чистая буря стихий, смешавшихся в нем, ставших его естеством. Тьма простерлась в сторону Эрбана, как стремительно разрастающаяся туча. Скрыла золото, приняла его в себя, растворила…
А когда тьма рассеялась, мертвый, поблекший дракон, уже не сияющий, почти прозрачный, стремительно падал вниз. Удар – земля сотряслась несколько раз, когда мощное тело подпрыгнуло и затихло.
Издалека Гастор и другие драконы видели, как в последний раз шевельнулся бледный белесый хвост.
И все.
Золотого Змея больше не было. Никто не знал, куда ушел его дух. Смотрит ли сейчас на свое поверженное тело и своих быших подданных, что поводили рукой по лбам, словно стирали останки страшного сна, преследовавшегося их много столетий.
А Гастор рассмеялся! Его брат победил. Его младший братишка смог это!
Смеялись и другие драконы. Еще никто не знал, чего ждать от Гора, обретшего новую, беспрецидентную силу. Ставшего первым в мире драконом Хаоса. Воплотившим его в себе.
Но почему-то никто не боялся.
А потом Гастор увидел, как стихийная тьма вокруг брата опадает, впитывается в него. И вот уже Черный дракон приземлился на отдалении.
Еще спустя секунду стройная фигурка в золотистом помятом платье бежит к нему, размазывая слезы счастья на лице. Дракон опускает голову, и крошечная женщина прижимается к ней, гладит черные ноздри, не боясь огромной пасти рядом, целует надбровные дуги, до которых едва может дотянуться…
И тоже смеется, продолжая плакать от счастья.