Сразу же после свадьбы мои родители подарили нам квартиру. И какое-то время мы жили вполне нормально. Но потом начались записи на ТВ, на городском и областном радио, гастроли. Ансамбль с новой солисткой, моей бывшей подругой, становился популярным. И в поисках лучшей жизни мы стали кочевать из города в город, ненадолго задерживаясь в каждом. Барнаул, Усть-Илимск, Братск, Ангарск… Условия жизни в каждом новом городе становились все лучше. Шумихи вокруг ансамбля было все больше, а композиции Эдуарда, на мой взгляд, становились все однообразнее, а тексты песен – все скуднее в их смысловом содержании…

Ровно в пять, совершенно одурев к тому времени от нудной дневной работы над дипломом, я позвонил Нине.

Не успел телефон пропищать дважды, как она взяла трубку.

– Алло, – услышал я ее спокойный, немного глуховатый, красивый голос.

– Это я.

– Узнала…

– Ты одна?

– Да… Есть какие-нибудь предложения?

– Давай погуляем, а то я сегодня целый день сижу дома и ощущаю в организме явный недостаток кислорода.

Некоторое время трубка молчала, а потом произнесла:

– Хорошо. Встречаемся через пятнадцать минут у последнего дома 207-го квартала. Идет?

– Идет, – ответил я и подождал, когда она положит трубку на рычаг. После чего положил и свою.

Когда я подошел к указанному месту, Нина Александровна была уже там, задумчиво разглядывая широкую пойму реки внизу и в некотором отдалении. Выглядела она, как всегда, изящно и просто. Длинный плащ, из-под которого были видны зеленые замшевые сапожки на высоком каблуке. Пояс плаща туго перехватывал стройную талию. Голова, несмотря на прохладу, была ни чем не покрыта. Волосы, слегка подкрученные внутрь, плавно, изящной волной спадали на спину и были чуть темнее светлого плаща.

Услышав шаги, она обернулась и, весело улыбнувшись, сказала:

– Опаздываете, сэр. Заставляете даму ждать. Нехорошо…

Ничего не говоря, я подошел и встал с ней рядом.

С высокого обрыва был виден изгиб реки, еще покрытой льдом, на белизне которого тысячами искринок играло предзакатное солнце. От земли пахло прелой листвой. И теперь ясно чувствовалось, что это все же не поздняя осень, а самая настоящая, хотя еще и не до конца уверенная в своих силах, весна.

– Представляешь, какая здесь давным-давно, быть может, миллионы лет назад, была могучая река. Ведь мы стоим на одном из ее прежних берегов. Судя по течению – на правом. А теперь Китой вон как от нас далеко…

Она немного помолчала, словно обдумывая сказанное, а потом глубоко вздохнула и, будто бы самой себе, призналась.

– Почему-то не люблю весну… Наверное, за ее беспардонную напористость, напоминающую мне характер некоторых не очень приятных мне людей… От этого и нынешний утренний снежок, которого уж нет, эти снежинки-камикадзе, летящие к теплой земле, где их ожидала неминучая гибель, мне ближе, чем вот эта парящая земля.

– Может быть, спустимся тогда к реке? Там еще лед.

– Пожалуй, не стоит. Боюсь испачкать сапоги.

Она опустила глаза вниз. Посмотрела на слегка заостренные носки. Туда-сюда повернула несколько раз стопу правой ноги, будто любуясь отличной выделкой замши, а потом предложила:

– Давай лучше пройдемся вдоль квартала – до парка. В своем дальнем конце он такой заброшенный, неухоженный, грустный, как пустырь моего детства. А потом можем сходить в кафе «Солнышко», там всегда так тихо, малолюдно, – выпить бутылочку вина за завтрашний отъезд. Если ты, конечно, не против и если у тебя есть деньги. – Не дав мне ответить, она продолжила: – Честно говоря, даже не верится, что завтра, через несколько часов полета, в это же время я буду уже в Сочи, попав из весны в лето… А ты любишь весну? – спросила она меня.

Мы шли вдоль обрыва по асфальтированной пешеходной дорожке, проложенной среди сосен, к парку, расположенному за Дворцом культуры «Современник», в котором сейчас и репетировал с ансамблем Нинин муж.

– Не знаю даже, – не совсем охотно отозвался я. – Как-то не задумывался об этом. Впрочем, от нынешней весны я ожидаю очень многого, – приободрился я.

– Чего, например? – с нескрываемым интересом повернула она ко мне голову.

– Ну, во-первых, уже через два месяца, даже меньше, в конце мая мне предстоит защита диплома. После чего я надеюсь стать самостоятельным человеком…

– А какая у тебя будет специальность? – перебила меня Нина.

– Биолог-охотовед.

– И ты должен будешь уехать куда-нибудь в таежные дебри?

– Совсем необязательно. Я могу работать в научно-исследовательском институте. Тема моего диплома: «Дыхательная функция крови северного морского котика», – не без гордости за столь мудреную тему ответил я.

– А ты что, бывал на Севере? Видел северных котиков?!

– Да. Я ходил полгода, собирая материал для диплома, со своим научным руководителем из Владивостокского научно-исследовательского института на судне по Тихому океану и разным морям: Японскому, Охотскому, Берингову. Был на Командорских островах, где распложено лежбище котиков. Это была моя преддипломная практика.

– Оказывается, за то время, что мы с тобой знакомы, я почти ничего не знаю о тебе, кроме того, что ты не ловелас, – задумчиво проговорила Нина.

Поймав мой вопросительный взгляд, она продолжила:

– Понимаешь, любой бабник, зная, что женщина в доме одна, под любым предлогом напросился бы к ней в гости. А ты – предложил мне погулять. Это и наивно, и искренне, и очень трогательно. Я уж и забыла о таких чудесных отношениях между мужчиной и женщиной. Да и на новогоднем вечере, где мы с тобой познакомились, ты вел себя весьма корректно, хотя я сама провоцировала тебя порой на более решительные действия. Я тогда подумала, что это просто от отсутствия соответствующего опыта. Ну, может быть, от природной порядочности, что бывает уже значительно реже. А теперь я начинаю верить, что ты на самом деле любишь меня.

Она остановилась и пристально взглянула на меня.

Еще какое-то время она внимательно смотрела мне в глаза, а потом, приблизившись вплотную, она положила руки на мои плечи, обвив ими шею и закрыв глаза.

Я постарался очень нежно приблизить Нинино лицо к своему, и мы поцеловались. Это был первый наш такой до перехвата дыхания поцелуй…

Тридцать первого декабря, заранее заказав столик в баре «Баргузин» ДК «Современник», мы явились туда веселой, но, в общем-то, малознакомой друг с другом компанией: за исключением некоторых моих приятелей, которых я знал давно и которые так же, как и я, учились в различных вузах областного центра, приехав на Новый год домой.

Рядом со мной с правой стороны сидела яркая и, можно даже сказать, красивая, хотя чувствовалась в ее внешности и одежде некая крикливость, недозрелость, какая-то студентка театрального училища, приглашенная в нашу компанию сестрой