– И что он в ней нашел?! – шагая в приоткрытую мною дверь, с нескрываемым раздражением проговорила Алла. И я почувствовал, что мои фривольные соображения касательно Аллы – Эллы на сегодняшнюю ночь, по-видимому, не осуществимы.

Подойдя к нашему столику, я тут же определил, что не ходившие танцевать кавалеры уже достигли некоторой «критической массы» влитого в себя алкоголя, требуя немедленно открыть шампанское!

– Да погодите вы, черти! – урезонивал их Стас. – Недолго уж осталось. Тем более что сейчас горячее подадут. А под бифштексик можно и еще по рюмочке коньяка пропустить. Ну а в двенадцать ровно – пробку в потолок!

– Шампанского в нумера! – дурашливо продолжали куражиться мои приятели Виталька Татаринов и Шурка Ежов, вызывая задорный смех у двух не знакомых мне милых девушек, представленных в начале вечера, и Светы, Шуркиной сестры, которая, по-моему, была давно влюблена в непутевого Станислава. – Цыган сюда! – восклицал Виталька. И… Иосифа Кобзона, – вторил ему Шурка. После чего все начинали дружно смеяться.

Через какое-то время в зале вдруг стало тихо. И вскоре в этой недолгой тишине послышались хлопки выскакиваемых из бутылок шампанского пробок! Причем особым шиком считалось отправить пробку в полет как можно выше. За всеми столиками в фужерах заискрилось, запенилось шампанское. За барной стойкой по радио прозвучали куранты, отбивая последние секунды уходящего года.

– Ну, с Новым годом! – провозгласил Стас. Все, улыбаясь, чокнулись друг с другом, и я с удовольствием вместе со всеми, находящимися в зале, выпил прохладный бокал полусладкого, играющего пузырьками воздуха, напитка Ростовского завода шампанских вин, где мне пришлось однажды почти две недели проработать грузчиком, зарабатывая денег на дорогу в Геленджик, куда я намеревался попасть к своему другу, причем поспеть мне хотелось к его дню рождения.

Смакуя шампанское, я вспомнил мокроватые, выложенные полусферой из неотесанного камня длинные подвалы Ростовского завода шампанских вид и грузных женщин-технологов в длинных черных, из толстой кожи, фартуках, грубых брезентовых верхонках – до локтей и с мелкой металлической сеткой на лицах, словно у фехтовальщиков, переворачивающих вручную, согласно технологии, каждую бутылку шампанского, некоторые из которых взрывались у них прямо в руках, обдавая их с ног до головы белой пеной… Вспомнил я и своих коллег-грузчиков, которые во время обеденного перерыва в столовой или расположившись прямо во дворе, на каких-то досках, что бывало гораздо чаще, доставали из холщовых сумок нехитрую домашнюю снедь: подвяленного карпа, соленый огурчик или шмат сала с черным хлебом и, морщась, будто от отравы, запивали все это великолепие полулитровыми пивными кружками шампанского, отчего бывали хмуры и раздражительны.

То ли это неблизкое воспоминание, то ли это прекрасное вино, но что-то взбодрило меня, и я тут же решил провести «разведку боем», сразу выяснив, пусть и «со значительными потерями», каковы мои шансы в отношении Аллы. Дело в том, что неопределенности я не терплю.

– Может быть, возьмем бутылочку вина, бутербродиков и спустимся в зимний сад? Там сейчас наверняка никого нет. К тому же темно, – многозначительно прибавил я.

– Возьми лучше вон ту недопитую бутылку коньяка, – сразу же подхватила Алла. – Бутербродов с икрой побольше. И зелени: петрушечки, перца, укропа.

Оценивая ее готовность уединиться со мной, я снова вспомнил ее красивые стройные длинные ноги в темных колготках. По-видимому, я был тоже, как и все, уже не слегка пьян.

В зимнем саду у меня возникло такое ощущение, что мы внутри аквариума, только без воды, за высокими стеклянными стенами которого лежали синеватые сугробы. Желтым светом в начале улицы светил одинокий горбатый фонарь с шапкой снега на нем. В его световом конусе лениво порхали редкие снежинки… А с этой стороны стекла было царство зеленых растений, журчала в импровизированном каскаде водопадов подсвеченная разными цветами изнутри, вода. И кресла вдоль этих окон-стен от пола до потолка были удобные, глубокие, мягкие – созерцательные.

Я поставил бутылку с коньяком и тарелку с бутербродами на мраморный выступ, отделяющий водную стихию и самый нижний водопадик, журчащий у наших ног от всего остального. Наполнил рюмки, которые захватила Алла, и мы молча выпили.

Поставив пустую рюмку на место и ощущая приятное тепло внутри, я какое-то время молча смотрел на самый верхний поток воды, скоро стекающий прямо по стене, отделанной необработанным природным камнем. Проследив путь воды почти до наших ног, а вернее – до мраморного бордюра, отделяющего нас от нее, и, невольно перекинув взгляд на ноги Аллы, я встал, подошел к ней, помог ей встать и, не говоря ни слова, поцеловал ее в губы, почувствовав в ответ готовность и податливость и ее губ. Второй поцелуй, вдогон за первым, был уже таким, как будто мы оба могли задохнуться, не прильни мы с спасательному дыханью друг друга.

– Давай еще немного выпьем, – предложила Алла, когда мы вновь уселись в свои кресла.

«Удивительное дело, но, в отличие от меня, она, похоже, совсем не пьянела. Может быть, она о чем-то постоянно, напряженно думает, – не позволяя себе расслабиться?..»

– Давай, – согласился я и стал разливать коньяк по рюмкам.

– Ой, извини, – воскликнула вдруг Алла, бросив взгляд на большие круглые часы с подсвеченным циферблатом, видимые на стене не достаточно освещенного холла через полукруглую арку «зимнего сада», – мне надо, – она на секунду замялась, – поправить волосы. Я ненадолго…

Птичкой из клетки выпорхнула Алла из-под арки в просторный гулкий холл, направляясь, по-видимому, к дамскому туалету, находящемуся за гардеробом, ниже по лестнице, в полуподвальном помещении.

Я не видел стремительно удаляющуюся спину Аллы, потому что сидел чуть сбоку от арки, ведущей в «зимний сад». Зато я слышал поспешный стук ее высоких каблуков, резко ударяющих по мраморным плитам совершенно пустого сейчас холла.

«Вот она пересекла его. Повернула направо, за гардероб, в длинный коридор, ведущий вдоль зала к «служебным помещениям ДК», находящимся сбоку от главной сцены. Здесь, на деревянном полу, стук каблуков стал много глуше. «А сейчас она свернет налево и снова громко зацокает каблуками, спускаясь вниз, в «дамскую комнату».

Однако этого не произошло, и глухой стук каблуков стал еще глуше, а потом и вовсе растворился вдали…

Минут пятнадцать я сидел один. Потом выпил уже наполненные свою и Аллину рюмки коньяка, закусил оставшимся бутербродом и с остатками коньяка в бутылке и пустой тарелкой поднялся в бар. Аллы там тоже не было. Минут через девять она появилась. И волосы у нее, надо признать, были в идеальном порядке. Впрочем, как и до того.

– Посмотри, шов ровный? – тихо спросила она Свету, разговаривающую о чем-то рядом с нашим