водяные и грязевые, шпарящие так, что кожа слезает с костей.

Никея, все еще пепельно-бледная, кашлянула:

– Как увлекательно!

Канифа обнажил меч. Думаи пожалела, что не взяла своего, хоть и не знала, против кого ей сражаться. Драконы разделились и осмотрели ворота, взлетев невысоко над землей.

Им не попалось ни одного живого дерева. Из кипящих котлов и кровавых расщелин на склонах бил пар и собирался плотной белой крышей, которую Думаи приняла за тучу. По всей долине стояли каменные изваяния, покрытые, как потом, испариной и ржавыми пятнами. Драконы недовольно сторонились струй пара, низко держали голову, но и земли старались не касаться. Думаи подняла руку к Фуртии.

– Это просто пар, – сказала она. – Тебе, великая, никакая вода не причинит вреда.

«Эта вода осквернена огнем».

Они с опаской пробирались по скользкому, как обмылок, подножию Елталая. Дома на высоких сваях прогнили, башни осели грудами обломков, обросших желтым мхом.

Шаткие мостки тянулись им навстречу из тумана, уводя к руинам селения. Король Падар, попробовав их ногой, сделал первый шаг. Думаи пошла за ним.

– Это был рубежный пост. Здесь десятилетиями жили люди, стремящиеся познать мир: алхимики, исследователи металлов, звездочеты. – Король хмуро взглянул на потускневшую от грязи бронзовую урну. – Это лакустринский прибор, измеряющий содрогания земли. Верно, они бежали в большой спешке, если оставили такую ценность.

Думаи осмотрелась:

– Что влекло их в такие места?

– Они видели, что земля здесь раскрыта, и хотели услышать самые глубокие ее тайны.

– И унюхать. – Канифа смотрел на столб пара. – Не знаю, долго ли я выдержу эти испарения.

– Слушать землю… так могли бы сказать чудаки-северяне, – прохрипела Никея. – Говорят, они ведут беседы со льдами.

– Вели когда-то, – согласился король Падар. – Теперь они возносят хвалу какому-то воину.

– Ты и сам похож на воина, добрый король, если решился войти в опасное ущелье с незнакомцами.

– Я не в короне родился. – Падар оглянулся на Думаи. – В этом мы схожи, принцесса.

Они шли дальше, держась в тени драконов. Миновав развалины башни, Думаи высмотрела впереди пещеру. Сорвав свисающий со свода мох, она различила поблекший рисунок – извергающий пламя пик и тянущихся к звездам людей.

От картины ее отвлек испуганный вскрик – Никея одной ногой провалилась под землю. Женщина рванулась от кипящей под коркой воды и упала.

– Никея! – Думаи шагнула к ней.

– Все хорошо. – Она перевела дыхание. – Не сходите с места.

Канифа протянул ей руку. Никея, ухватившись, позволила ему оттащить себя от провала.

– Держитесь мостков, – указал король Падар. – Земля в долине хрупкая. Упадете в такой пруд – нечего будет даже послать обратно на Сейки.

Прежде чем последовать за ним, Думаи протянула Никее свою флягу. На этот раз Многоликая промолчала. Рука ее заметно вздрагивала, поднося флягу ко рту.

С заходом солнца идти сквозь туман стало еще тяжелее. Фуртия подняла голову, и ее гребень засиял, как полная луна в ясном небе. Сепульские драконы последовали ее примеру.

Король Падар остановился у конца мостков. Увидев, что именно их обрезало, Думаи осторожно шагнула вперед и заглянула за край, в широкий зев земли. Фуртия оскалила зубы, широко раскрыла глаза:

«Слишком много».

Думаи неотрывно смотрела в расщелину. В ней тесно лежали валуны – все в оспинах, потеющие сквозь трещины расплавленной лавой, вздрагивающие. Уже не малая кладка – сотни. Король Падар встал рядом с ней на колени, сияние отразилось в его глазах.

– Что в них?

– Извращение огня и земли, – прошипела Фуртия. – Их теперь не удержишь. Небо запылает…

Что-то взломало изнутри ближайший камень, проломило темную скорлупу.

– Принцесса Думаи, – ровным голосом заговорил король Падар, – возвращайтесь с Буревестницей на Сейки, предупредите своих. Я должен лететь к ее величеству.

Он бросил на Думаи косой взгляд и добавил:

– Боюсь, нам уже не предотвратить неизбежного.

– Да. – Думаи смутно сознавала, что дрожит. – Удачи вам, король Падар.

– И вам.

Из скорлупы показался хвост с зубчатым гребнем. Думаи уже отворачивалась, когда король схватил ее за рукав.

– Среди лакустринских алхимиков есть одна… Кипрун из Браквы, – сказал он. – Кипрун должна знать средство.

От раскатов грома оба подняли взгляд. Сердце у Думаи билось, будто она проглотила живую птицу. Ей ли не знать, чем грозит нежданный шум в горах? Она разом перенеслась в храм, увидела, как срывается с первой вершины лавина, и взмолилась, чтобы она миновала селение.

Камни с грохотом обвалились со склона, вернув ее к действительности. Первая мысль была об извержении горы Елталай… но тут что-то шевельнулось в дымке пара – нечто невообразимо громадное. Сквозь серую пелену протянулись струи черного зловонного дыма.

На нее вдруг взглянули глаза – как две огромные жаровни, лишь глаза во мгле. Ужас сковал ей члены. Она уже не сознавала ничего, кроме самой себя и зверя.

«Это их матка. Из-под земной коры. – Фуртия заревела на врага. – С такой силой не сразишься в одиночку».

Один из сепульских драконов подлетел к королю – тот ухватился за свисавшую с седла веревку и скрылся. Канифа сгреб в охапку Думаи, и они, волоча за собой Никею и спотыкаясь, кинулись к Фуртии.

За ними разверзлась пасть чудовища – мостки охватил огонь. Камни трескались, превращая долину в огненную печь, словно раскололось само ложе мира.

40

Запад

Поначалу у нее заподозрили болезнь – овечью смерть, которую разносили кровососущие клещи Гористого края. Потом заболело горло – хотя красноты не было, не было и кашля. Ее мучили то жар, то страшный холод.

«Зимняя немочь», – решила доктор Фортхард.

Время стало странным, бестелесным. К ней больше не допускали дам. Спасибо глазку в стене, она понимала причину.

Наконец она очнулась и увидела сидящего на краю постели отца в одежде для верховой езды. Он протирал ей лоб влажной тряпицей. Багряный отблеск камина оставлял половину его лица в тени.

– Отец, – сказала она, – тебе нельзя.

– Я в детстве переболел зимней немочью. Второй раз не заражусь.

– А если это не зимняя немочь?

Красноватый свет делал его глаза из светло-карих почти янтарными, как у ястреба.

– Что же еще?

Глориан всмотрелась в его лицо. Отец скорее солжет, чем расскажет ей о чуме.

– Не знаю, – сказала она.

– Тогда давай доверимся врачу.

Он вытер ей щеки, потом бросил тряпицу в таз со льдом, и слуга унес его из комнаты.

– Глориан, ты знаешь, какой сегодня день?

Она покачала головой, и в виски ударила глухая боль.

– Сегодня отчаливает «Убеждение». С восходом я и твоя мать отбываем на королевскую свадьбу. Совет Добродетелей готов принять королевство на себя, как и раньше, когда твоя мать посещала Хрот. Тебе нечего бояться.

– Все будет хорошо, отец.

– Я и не сомневался. – Он погладил ее по голове. – Как быстро летит время, когда я здесь.

Его глаза заволокла печаль. Ей так хотелось доказать ему свою отвагу, но от лихорадки она стала слаба, как весенняя мушка.

– Мне бы хотелось никогда с тобой не расставаться, папа, – прошептала она. – Чтобы мы все всегда были вместе…

Он склонился к ней, чтобы расслышать слова.

– …Чтобы тебе не пришлось