«Коронуй же его!» — проорал в её сознании голос, похожий на речь Хэвена и Айкена одновременно. И Зоя толкнула дверь.

Её оглушили аплодисменты, ослепило сияние стен и нарядов придворных. Под ноги летели лепестки цветов, тяжёлый запах растений и парфюма тысячи сидов (еще и наверняка с магическим усилением) забивал ноздри. Гремела торжественная музыка. Зоя двигалась практически по инерции, просто — шла вперёд, не различая в сиянии перед собой ни принца, ни трона, только зная, что они могли быть там.

Путь на трон и путь на эшафот — одинаково длинны, думала она, считая шаги.

Наконец, Зоя поравнялась с Карлом. Он предоставил ей локоть, и она взялась за него. Оставались считаные секунды, прежде чем они станут законными правителями Двора. И это был последний миг, в который, как знал принц, он успевал спросить у своей невесты самое важное:

— Ты любишь меня?

— Я тебя простила.

— Ты хочешь выйти за меня замуж?

— Я должна дать тебе право на власть, — Зоя коснулась рукой груди, там, где была вытатуирована раскинувшая крылья птица. Под ним молчал горячий камень, рубин Этайн — замерший сразу после того, как она ступила в зал. — Или все твои страдания будут бессмысленны.

— Спасибо, что сказала правду, — прохрипел Карл. — Я, честно, благодарен тебе за это.

— Я любила тебя с самого того момента, как ты сотворил меня. И это тоже правда.

Но перестала, подумал принц, как я ни пытался возродить в тебе чувства — тщетно. В какой-то момент ты перестала, и даже моей магии было бы недостаточно, чтобы вернуть твоё прежнее отношение.

Они оба ошибались друг насчёт друга: кроха любви теплилась в них обоих, и оба же твердили себе, что нелюбимы другим, но ту каплю еще требовалось пробудить, возродить, но они оба уже однажды приложили к тому усилия… и провалились. Даже сейчас, если бы Зою и Карла не окружало столько сидов, если бы их взгляды — колкие, как иглы, и юркие, мерзкие, как щупальца, — не шарили по коже, Зоя бы, возможно, испытала что-нибудь, глядя на жениха, но в такой толпе её чувства словно впали в спячку. Принц же только мысленно взмолился: о Богиня, пусть она не смотрит на меня, я этого не выдержу.

Их короновала Федельм.

Карл запомнил каждую секунду, втыкавшуюся в его плоть и мозг, словно раскалённая игла: казалось, он слышит эхо, шепчущее ему, что он не больше достоин этого трона и этого венца, чем брат. А для Зои полчаса церемонии слились в одну минуту, смазанную, как полуночный сон, который силишься вспомнить при пробуждении.

Но, наконец, все было кончено. От последней минуты ритуала начинала отсчитываться неделя празднеств. Придворные очистили зал, последней вышла Федельм. Король и королева остались вдвоём — в огромном душном зале, сияющем и приторно пахнущем. Зоя невольно поёжилась.

— Иди в свои покои и приготовься принять меня, своего супруга перед лицом Богини и Бога, — скомандовал ей Карл. Церемония изменила его, между принцем и королём оказалась огромная разница. Еще не так давно трепетавший от раздумий, любит его невеста или нет, теперь ему было совершенно безразлично, какие чувства испытывает к нему законная жена. Его власть, то, чем он обладает — то, чему он может приказывать.

Зоя покорно склонила голову, несколько фиалок выпали из постепенно развивавшихся волос.

— Да, Ваше Величество.

Зоя могла бы сразу же пройти в свою спальню, но она сперва отправилась в будуар, будто бы желая переодеться. Однако же, ни одну служанку она за собой не впустила, а дверь вовсе заперла. Девушка подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Ох, как же она измотана! Быть может, и не идти в постель, послушаться Хэвена — она больше Карлу ничего не должна? Лечь тут, на софе, и забыться тяжёлым сном? И пусть он продлится как можно дольше. Зоя приложила руку ко лбу, но в тот же миг её брезгливо отдёрнула. Она ожидала, что кожа будет липкой и влажной от выступившего на коже пота, но она осталась мерзко-суха.

— Я не смогу так жить. Я никогда не могла и не научусь теперь.

Её суть взывала к бесконечному бродяжничеству. Зоя вздохнула. Звери и птицы на её груди слабо шевельнулись — не из-за движения кожи, просто каждый свернулся согласно своей привычке, готовясь вместе с хозяйкой ко сну. Только она больше не чувствовала усталости, хоть головокружение стало сильней.

Нет, подумала Зоя, я снова хочу быть живой — и вместе с Айкеном. Даже если очень странным способом. Быть живой… это прекрасное чувство. Габриэль в полной мере знал это и разделял подобное мнение. Ему было бы приятней свиваться кольцом под иглой, как раненому червяку, чем проявить истинную мудрость и милосердие, что означало — сдаться без боя. Зоя вспомнила, как годы и годы назад, когда она только-только попала в руки к Габриэлю, мёртвая, изломанная, он полностью изменил её — а Хэвен, тогда еще звавшийся Мертеном, помог ей вспомнить о Карле. Об Айкене или Эдмунде тогда не могло быть и речи.

В сердце девушки всколыхнулись все те чувства, что и тогда, в далеком прошлом.

Она нервными движениями сняла с головы фату, вытащила из ушей серёжки, оставила на тумбочке перед зеркалом все украшения и даже корону…

И бросилась вон из спальни.

Сидящий на холодном грязном полу Габриэль поднял голову, посмотрел на гостью уставшими глазами, испещрёнными красными прожилками.

— Пришла позлорадствовать? — хрипло спросил он. — На твоей свадьбе не хватает веселья, так что ты явилась сюда? Может быть, вытащишь меня в тронный зал и устроишь показательную пытку?..

— Помолчи, — оборвала его Зоя. Звякнули ключи в её руке, проворачиваясь в замке. Подобрав подол, девушка вошла в камеру.

Время в тюрьме, как она помнила, могло течь иначе, нежели в остальном Аннувне — иногда продлевая пытку пленника, иногда сохраняя его живым ради подходящего случая. Судя по изменившемуся, грязному Габриэлю, Карл его время ускорил. Создавалось впечатление, что свергнутый король провёл в заточении годы, а не несколько недель.

— Так зачем ты пришла? Что может нас ещё связывать, особенно теперь?

— Я предлагаю тебе сделку. Душа за душу, камень за камень.

Габриэль запрокинул голову, но Зоя отрицательно покачала головой, положив ладонь под ключицы.

— Я не настолько щедра. Да и… рубин уже не бьётся, как настоящее сердце. Но я могу отдать тебе глаз, в котором заключена душа Симонетты. А ты вернёшь мне сапфир с душой Айкена.

Свергнутый король фыркнул.

— С чего бы мне